Он говорил умно и резко, И тусклые зрачки Метали прямо и без блескаСлепые огоньки. А снизу устремлялись взорыОт многих тысяч глаз, И он не чувствовал, что скороПробьет последний час. Его движенья были верны,И голос был суров, И борода качалась мерноВ такт запыленных слов. И серый, как ночные своды,Он знал всему предел. Цепями тягостной свободыУверенно гремел. Но те, внизу, не понималиНи чисел, ни имен, И знаком долга и печалиНикто не заклеймен.И тихий ропот поднял руку, И дрогнули огни.Пронесся шум, подобный звуку Упавшей головни.Как будто свет из мрака брызнул, Как будто был намек…Толпа проснулась. Дико взвизгнул Пронзительный свисток.И
в звоны стекол перебитых Ворвался стон глухой,И человек упал на плиты С разбитой головой.Не знаю, кто ударом камня Убил его в толпе,И струйка крови, помню ясно, Осталась на столбе.Еще свистки ломали воздух, И крик еще стоял,А он уж лег на вечный отдых У входа в шумный зал…Но огонек блеснул у входа… Другие огоньки…И звонко брякнули у свода Взведенные курки.И промелькнуло в беглом свете, Как человек лежал,И как солдат ружье над мертвым Наперевес держал.Черты лица бледней казались От черной бороды,Солдаты, молча, собирались И строились в ряды.И в тишине, внезапно вставшей, Был светел круг лица,Был тихий ангел пролетавший, И радость — без конца.И были строги и спокойны Открытые зрачки,Над ними вытянулись стройно Блестящие штыки.Как будто, спрятанный у входа За черной пастью дул,Ночным дыханием свободы Уверенно вздохнул.
10 октября 1905
«Вися над городом всемирным…»
Вися над городом всемирным,В пыли прошедшей заточен,Еще монарха в утре лирномСамодержавный клонит сон.И предок царственно-чугунныйВсё так же бредит на змее,И голос черни многострунныйЕще не властен на Неве.Уже на до́мах веют флаги,Готовы новые птенцы,Но тихи струи невской влаги,И слепы темные дворцы.И если лик свободы явлен,То прежде явлен лик змеи,И ни один сустав не сдавленСверкнувших колец чешуи.
18 октября 1905
«Еще прекрасно серое небо…»
Еще прекрасно серое небо,Еще безнадежна серая даль.Еще несчастных, просящих хлеба,Никому не жаль, никому не жаль!И над заливами голос черниПропал, развеялся в невском сне.И дикие вопли: «Свергни! О, свергни!»Не будят жалости в сонной волне…И в небе сером холодные светыОдели Зимний дворец царя,И латник в черном не даст ответа,Статуя на кровле Зимнего дворцаПока не застигнет его заря.Тогда, алея над водной бездной,Пусть он угрюмей опустит меч,Чтоб с дикой чернью в борьбе бесполезнойЗа древнюю сказку мертвым лечь…
18 октября 1905
«Ты проходишь без улыбки…»
Ты проходишь без улыбки,Опустившая ресницы,И во мраке над соборомЗолотятся купола.Как лицо твое похожеНа вечерних богородиц,Опускающих ресницы,Пропадающих во мгле…Но с тобой идет кудрявыйКроткий мальчик в белой шапке,Ты ведешь его за ручку,Не даешь ему упасть.Я стою в тени портала,Там, где дует резкий ветер,Застилающий слезамиНапряженные глаза.Я хочу внезапно выйтиИ воскликнуть: «Богоматерь!Для чего в мой черный городТы Младенца привела?»Но язык бессилен крикнуть.Ты проходишь. За тобоюНад священными следамиПочивает синий мрак.И смотрю я, вспоминая,Как опущены ресницы,Как твой мальчик в белой шапкеУлыбнулся на тебя.
29 октября 1905
Перстень-страданье
Шел я по улице, горем убитый.Юность моя, как печальная ночь,Бледным лучом упадала на плиты,Гасла, плелась, и шарахалась прочь.Горькие думы — лохмотья печалей —Нагло просили на чай, на ночлег,И пропадали средь уличных далей,За вереницей зловонных телег.Господи боже! Уж утро клубится,Где, да и как этот день проживу?..Узкие окна. За ними — девица.Тонкие пальцы легли на канву.Локоны пали на нежные ткани —Верно, работала ночь напролет…Щеки бледны от бессонных мечтаний,И замирающий голос поет:«Что́ я сумела, когда полюбила?Бросила мать и ушла от отца…Вот я с тобою, мой милый, мой милый…Перстень-Страданье нам свяжет сердца.Что́ я могу? Своей алой кровьюНежность мою для тебя украшать…Верностью женской, вечной любовьюПерстень-Страданье тебе сковать».
30 октября 1905
Сытые
Они давно меня томили:В разгаре девственной мечтыОни скучали, и не жили,И мяли белые цветы.И вот — в столовых и гостиных,Над грудой рюмок, дам, старух,Над скукой их обедов чинных —Свет электрический потух.К чему-то вносят, ставят свечи,На лицах — желтые круги,Шипят пергаментные речи,С трудом шевелятся мозги.Так — негодует всё, что сыто,Тоскует сытость важных чрев:Ведь опрокинуто корыто,Встревожен их прогнивший хлев!Теперь
им выпал скудный жребий:Их дом стоит неосвещен,И жгут им слух мольбы о хлебеИ красный смех чужих знамен!Пусть доживут свой век привычно —Нам жаль их сытость разрушать.Лишь чистым детям — неприличноИх старой скуке подражать.
10 ноября 1905
«Лазурью бледной месяц плыл…»
Лазурью бледной месяц плылИзогнутым перстом.У всех, к кому я приходил,Был алый рот крестом.Оскал зубов являл печаль,И за венцом волосКачалась мерно комнат даль,Где властвовал хаос.У женщин взор был тускл и туп,И страшен был их взор:Я знал, что судороги губОткрыли их позор,Что пили ночь и забытье,Но день их опалил…Как страшно мирное жильеДля тех, кто изменил!Им смутно помнились шаги,Падений тайный страх,И плыли красные кругиВ измученных глазах.Меня сжимал, как змей, диван,Пытливый гость — я знал,Что комнат бархатный туманМне душу отравлял.Но, душу нежную губя,В себя вонзая нож,Я в муках узнавал тебя,Блистательная ложь!О, запах пламенный духов!О, шелестящий миг!О, речи магов и волхвов!Пергамент желтых книг!Ты, безымянная! ВолхваНеведомая дочь!Ты нашептала мне слова,Свивающие ночь.
Январь 1906
«Твое лицо бледней, чем было…»
Твое лицо бледней, чем былоВ тот день, когда я подал знак,Когда, замедлив, торопилаТы легкий, предвечерний шаг.Вот я стою, всему покорный,У немерцающей стены.Что́ сердце? Свиток чудотворный,Где страсть и горе сочтены!Поверь, мы оба небо знали:Звездой кровавой ты текла,Я измерял твой путь в печали,Когда ты падать начала.Мы знали знаньем несказа́ннымОдну и ту же высотуИ вместе пали за туманом,Чертя уклонную черту.Но я нашел тебя и встретилВ неосвещенных воротах,И этот взор — не меньше светел,Чем был в туманных высотах!Комета! Я прочел в светилахВсю повесть раннюю твою,И лживый блеск созвездий милыхПод черным шелком узнаю!Ты путь свершаешь предо мною,Уходишь в тени, как тогда,И то же небо за тобою,И шлейф влачишь, как та звезда!Не медли, в темных те́нях кроясь,Не бойся вспомнить и взглянуть.Серебряный твой узкий пояс —Сужденный магу млечный путь.
Март 1906
Незнакомка
По вечерам над ресторанамиГорячий воздух дик и глух,И правит окриками пьянымиВесенний и тлетворный дух.Вдали, над пылью переулочной,Над скукой загородных дач,Чуть золотится крендель булочной,И раздается детский плач.И каждый вечер, за шлагбаумами,Заламывая котелки,Среди канав гуляют с дамамиИспытанные остряки.Над озером скрипят уключины,И раздается женский визг,А в небе, ко всему приученный,Бессмысленно кривится диск.И каждый вечер друг единственныйВ моем стакане отраженИ влагой терпкой и таинственной,Как я, смирён и оглушен.А рядом у соседних столиковЛакеи сонные торчат,И пьяницы с глазами кроликов«In vino veritas!» [2] кричат.И каждый вечер, в час назначенный(Иль это только снится мне?),Девичий стан, шелками схваченный,В туманном движется окне.И медленно, пройдя меж пьяными,Всегда без спутников, одна,Дыша духами и туманами,Она садится у окна.И веют древними поверьямиЕе упругие шелка,И шляпа с траурными перьями,И в кольцах узкая рука.И странной близостью закованный,Смотрю за темную вуаль,И вижу берег очарованныйИ очарованную даль.Глухие тайны мне поручены,Мне чье-то солнце вручено,И все души моей излучиныПронзило терпкое вино.И перья страуса склоненныеВ моем качаются мозгу,И очи синие бездонныеЦветут на дальнем берегу.В моей душе лежит сокровище,И ключ поручен только мне!Ты право, пьяное чудовище!Я знаю: истина в вине.
2
«Истина в вине!» (лат.). — Ред.
24 апреля 1906. Озерки
«Там дамы щеголяют модами…»
Там дамы щеголяют модами,Там всякий лицеист остер —Над скукой дач, над огородами,Над пылью солнечных озер.Туда мани́т перстами алымиИ дачников волнует зряНад запыленными вокзаламиНедостижимая заря.Там, где скучаю так мучительно,Ко мне приходит иногдаОна — бесстыдно упоительнаИ унизительно горда.За толстыми пивными кружками,За сном привычной суетыСквозит вуаль, покрытый мушками,Глаза и мелкие черты.Чего же жду я, очарованныйМоей счастливою звездой,И оглушенный и взволнованныйВином, зарею и тобой?Вздыхая древними поверьями,Шелками черными шумна,Под шлемом с траурными перьямиИ ты вином оглушена?Средь этой пошлости таинственной,Скажи, что́ делать мне с тобой —Недостижимой и единственной,Как вечер дымно-голубой?