Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки

Цветаева Марина Ивановна

5

Обитель на горе. Молитва на коре. Не знала та береза, Дороги на краю, Что в лютые морозы Затем красу свою — Сибирскую «корицу» — Белила и спасала — Чтоб русская Царица На ней письмо писала — За всё благодарю — Небесному Царю. Не знала та дорога, С березой на краю, Зачем седобородый Старик — ножом — кору Срезал. — Чтоб в келье тесной, Рукою домовитой, Германская принцесса — Славянскую молитву Чертила на листке Сибирской бересты. О чем она просила, Канавы на краю… Молитва за Россию: За родину — твою — Мою… От мхов сибирских По кипарисы Крыма: За каждого злобивца — И всё-таки любимца… Тому, кто на Горе — Молитва на коре… Стояла та береза — России на краю, — За тын, за плен, за слезы — За всё благодарю. А если мало — плену, А если много — тыну… Сам назови мне

цену… А если скажешь: сына Под кончиком пера Коробится кора… Стояла та Россия — Обрыва на краю. — И если скажешь — Сына…— За всё благодарю,

* * *

Горит, горит береста… Летит, летит молитва… Осталась та береста В веках — верней гранита.

1929–1936

Поэмы-сказки

Царь-Девица

Как у молодой змеи — да старый 'yж, Как у молодой жены — да старый муж, Морда тыквой, живот шаром, дышит — терем дрожит, От усов-то перегаром на сто верст округ разит. Как у мачехи у младенькой — сынок в потолок, Не разбойничек, не всадничек, не силач, не стрелок, Вместо щек — одни-то впадинки, губы крепко молчат. Как в дворцовом палисадничке гусли за полночь бренчат… Поведешь в его сторонку оком — Смотрит в стену. Дай-ка боком Д’ненароком Да задену!

Ночь первая

Спит Царевич, распростерся, Спит, не слышит ничего, Ровно палочкой уперся Месяц в личико его. Соврала, что палочкой: Перстом светлым, пальчиком. И стоит бабенка шалая Над мальчиком. «Скрытные твои ресницы, — Без огня сожжена! Отчего я не девица, А чужая жена! Отчего-то людям спится, А мне плачется! Отчего тебе не мать родная Я, а мачеха? На кроваточке одной Сынок с матушкой родной. С головеночкой льняной Ребеночек мой! Молчи, пес цепной! Не реви, царь морской! Проходи, сон дурной! Ребеночек — мой! В кипяток положь яйцо — Да как не сварится? Как на личико твое цветочное Не зариться? Для одной твоей лежанки Я на свет рождена. Я царевичу служанка — Не царёва жена. Обдери меня на лыко, Псам на ужин изжарь! Хошь, диковинный с музыкой Заведу — куб'aрь? Гляжу в зеркальце, дивлюся: Али грудь плоска? Хочешь, два тебе — на бусы — Подарю глазка? Не введу в расход, — задаром!» А сынок в ответ, — К взрослым пасынкам — нестарым Мачехам ходить не след. —

* * *

«Дай подушечку поправлю!» — Я сам примощусь! — «Как же так тебя оставлю?» — Я и сам обойдусь! — «Ай пониже? Aй повыше?» — Мне твой вид постыл! — «Видно, разум твой мальчиший Звоном п'o морю уплыл. Али ручки не белы?» — В море пена белей! — «Али губки не алы?» — В море зори алей! — «Али грудь не высока?» — Мне что грудь — что доска! — «Можно рядушком прилечь?» — Постеля узка! — «Коль и впрямь она узка — свернусь в трубочку! Говорливые мои шелка? — скину юбочку! Все, что знала, позабыла нынче з'a ночь я: Я крестьяночка, твоей души служаночка!» А Царевич ей в ответ Опять всё то же: Всё: негоже, да не трожь, Не трожь, негоже! «Али личиком и впрямь не бела?» — Не страми родство, да брось озорство! — «Ох, зачем тебя не я родила?» — Мне не надо твоего — ничего! — «Ох, височки, волосочки мои!» — Корабельные досочки мои! —

* * *

Поздний свет в ночи, да треньканье струн… То царевичев усердный шептун Три свечи зажег — да вниз головой, Да псалмы поет на лад плясовой. На угодничков плюет, давит мух, Черных сродничков своих славит вслух. — Распотешь себя, душа, распотешь! — Над лампадочкой святой клонит плешь. — Слюнка, слюнка моя, верный плевок! Ты в лампадочке моей — поплавок. Я недаром старичок-колдунок: Не царевичев ли вижу челнок? Шея лебедем, высок, белогруд, В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг. Всколыхнулася лазурная рябь: К нам на гусельный на звон — Жар-Корабь! Подивись со мной, пророк Моисей! Купины твоей прекрасной — красней! Посередке же, с простертой рукой — Не то Ангел, не то Воин какой. Что за притча? Что за гость-за-сосед? Не то в латы, не то в ризы одет! С корабля кладет две легких доски, Да Царевичу дает две руки. Всполохнулся мой Царевич — погиб! — Половицы тут в ночи: скрип да скрип, Голосочек тут в ночи: «Дядь, а дядь! Научи меня, старик, колдовать! Опостылела царёва кровать! Я с Царевичем хочу ночевать». — Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? — «Царь с бутылкою в обнимку храпит. Ты царевичеву кровь развяжи: Коршунком ко мне на грудь положи!» Усмехнулся в бороденку старик: Хоть царица, а проста на язык! Ночевать одной, поди, невтерпеж!.. — Что ж, краса, мне за работу кладешь? «Положу тебе шесть сот соболей». — Мне плевочек твой единый милей! «Скат заморского сукна на кафтан». — Из сукна того скатай сарафан! «Так червонцев нагружу чугунок». — Дешев, дешев тебе царский сынок! Приклонись ко мне, Царица, ушком, Цену сам тебе скажу шепотком. — Помертвела ровно столб соляной, Д’как сорвется, д’как взовьется струной, Как плевком ему да вызвездит лоб!.. «Хам! Охальник! Худородный холоп! Целовать тебя — повешусь допрежь!» Старикашка ничего, вытер плешь: — Хочешь проку, красоты не жалей! Погляди-ка ты в лампадный елей! Дунь и плюнь! Сделай рябь! Что ты видишь? — «Корабь. Без гребцов-парусов, Само море несет». — Ну-кось? — «Чтой-то темно». — Плюнь на самое дно! Ну-кось? — «Ходко бежит! Кто-то

в лежку лежит: Человек молодой… — Светел пасынок мой!» Смотрит в синюю гладь. Ничего не видать. — Перстень в маслице брось! Ну-кось? — «Рученьки врозь. Бусы в левой руке, Гусли в правой руке. Привалился к корме. Думу держит в уме». — Топни правой ногой! Что ты видишь? — «Другой В синеморскую хлябь Выплывает корабь. В сини-волны в упор Грудь высокую впер. Посередке — костер, Пурпуровый шатер». — Полный круг обойди! Ну-кось! Зорче гляди! — «Душу сперло в груди! Дева всех впереди! Великановый рост, Пояс — змей-самохлёст, Головою до звезд, С головы конский хвост, Месяц в ухе серьгой…» — Топни левой ногой! — Левой ножкой топнула, Да как охнет, взглянув! Да как навзничь грохнется, Колен не согнув! Да как затылком чокнется С заслонкой печной! — Подсмотрел в окошечко Месяц, сторож ночной.

* * *

— Ох вы, бабьи дела келейные! — Положил свою кладь на лавочку. — Вынь из ближнего, из нашейного Из платочка сваво — булавочку. Ты упрись ею в грудь высокую, Напои ее кровью досыта. А пленишь молодого сокола, Помяни и меня, красоточка! — Дерганула рукою спешною: Грудь раскинулась — цветом яблочным! Вынимает из тела грешного Пурпур'oвую — всю — булавочку: «Всю до капли кровь За его любовь! Всю из жилок прочь За одну за ночь!» Тот булавку враз Ртом клыкастым — хвать! — Как начнет в волнах Дева-Зверь вставать — И вколи ему змейку в шиворот, Чтобы вся их любовь — навыворот! От булавки той — будет крепко спать, Она звать его, а он пуще спать… Ляжет парень смирней травиночки, От кровиночки-булавиночки. Вру — оставь в руке Бороденки клок! — А она в тоске: «Получай залог!» И, прильнув к бороде взъерошенной, В ночь — с улыбочкой перекошенной.

* * *

Лежит Царевич мой бессонный, Как лебедь крылья разбросал; «Всё отдал бы, весь сан престольный, Кто бы мне душу распростал! Не естся яблочко румяно, Не пьются женские уста, Все в пурпур'oвые туманы Уводит синяя верста. Каким правителем вам буду, Каким героем-силачом — Я, гусляришка узкогрудый, Не понимающий ни в чем! Как с конницей-свяжусь-пехотой, Когда до бабы не охоч!» И, опершись на локоточек, Такой унылый смотрит в ночь.

* * *

А за дверью скреб да скреб… «Дядька, ты?» — Я, твой лодырь, Твой холоп-лысолоб! Светлый колос мой, опять клонишь лоб? Слабый голос твой меня силком приволок! Что ж не спишь опять? — «Не сплю, не дремлю, Дрему, радужную птицу, ловлю. Поступь легкая, и птица близка, Да ни сети у меня, ни силка». — Не испить тебе бы маку? — «He в настойке суть! В этих подлостях и так уж Я увяз по грудь. Все-то нежат день-деньской, Тешат, нянчат, — Ровно цветик я какой, Одуванчик! Отчего душа теснится, Грудь для вздоху мала?» — Оттого, что Чудо-Птица В ней гнездо завила. «Отчего на бабьи речи Весь — как ржавый замок?» — Оттого, что узкоплечий: Не по гостье — домок! «Отчего корабь морями Сам без весел плывет?» — Оттого, что за морями Царь-Девица живет!

Встреча первая

Не слетались голуби К окну, за крупой — Встал Царевич сгорбленный, Кручинный такой. Вкруг очей — что обручи, Набились круги. Чай, опять на ковричек — Да с левой ноги! Гребешок потрагивал — Из рук пустил! Сапожок натягивал — Да так застыл. «Не понять, чем бабам Моя суть хороша! Руки-ноги слабые, Как есть — лапша! Награди халатиком, Крещеный мир! Цельный полк как я таких Взойдет в мундир. Кто б меня да т'yрманом Да в тартарары! Где глаза лазурные? Две черных дыры. Снеговее скатерти, Мертвец — весь сказ! Вся-то кровь до капельки К губам собралась! Василька от робости В полях не сорву. Киньте в воду — пробочкой Поверх всплыву! Само солнце пятится, Не кажет лица. Видно, в полночь, в пятницу На свет родился. Д'o любви нелакомый, Себе немил — Видно, месяц, плакамши, Слезой обронил».

* * *

Слабыми руками Вдоль перил витых, Слабыми шажками С лестничек крутых. Не трубили з'oрю С крепостной стены. В небесах Егорий Не разжег войны. Спит кузнец над горном, Спит косарь в копне. — Чей глазочек черный В слуховом окне? Что за соглядатай Мерит даль зыб'eй — Выше голубятни, Раньше голубей? Нет такой вершины, Чтоб тоске — крута! Лучше всех аршинов — Черный взгляд-верста. Берегитесь, люди, Некалёных стрел! Ветр с кудрями-грудью, Как любовник, смел. Уж такой ревнитель! Всюду — враз — рука! Что б дружочку прыти Взять у ветерка? «Дар ты мой обманный, Клад непокупной! Ровно столб туманный, Аль дымок степной… Пьет — отца хоронит, А ступнёт шажком — Вот сейчас обронит Ножку с сапожком. Шагай с косогору, Плыви — вдаль — водой… Не уйдешь от взору Мачехи младой! Всё ж на Зверь-Солдатку Не откроешь глаз: В вороток твой сладкий Я змеей впилась!»