Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910
Шрифт:
(Бормочет.)Ну да. Нужно спрятать бороду. Все дети знают мою бороду. Но только зачем они не вырвали ее? Так, так, борода… Но какой черный сюртук! Ничего, ничего, ты ее спрячешь. Так, так. У Розы было зеркало… Но Роза убежала, а Наум тоже умер, а Сура… Ах, ну что же не идет Нуллюс? Разве он не слышит, как они кричат?..
В дверях осторожный стук.
(Испуганно.)Кто там? Давида Лейзера здесь нет.
Анатэма.Это я, Давид, впусти. (Входит.)
Давид.Ну
Анатэма.Очень хорошо, Давид. Но только я не знаю, как мы выйдем: Сура весь дом наполнила гостями: во всех комнатах, где я ни был, вас с приятною улыбкой ждут слепые, увечные; есть и умирающие, есть и совсем мертвые, Давид. Ваша Сура великолепная женщина, но она слишком хозяйка, Давид, и намерена сделать прекрасное хозяйство из чудес.
Давид.Но она не смеет, Нуллюс!
Анатэма.Многие уже спят у ваших дверей и улыбаются во сне — самоуверенные счастливцы, сумевшие опередить других… А в саду и во дворе…
Давид (со страхом). Что еще во дворе?
Анатэма.Тише, Давид. Смотрите и слушайте.
Гасит в комнате огонь и затем раздергивает драпри: четырехугольники окон наливаются дымно-красным, клубящимся светом; в комнате темно, — но все белое: голова Давида, разбросанные листки бумаги, окрашенные слабым кровяным цветом. И уродливые, дымно-багровые тени безмолвно движутся по потолку; машут руками, сталкиваются, вдруг сплетаются в длинную вереницу, не то бегут быстро, не то предаются дикому и страшному танцу. А из глубокой дали приносится новый, еще не слышанный гул, — если бы море вышло из берегов и двинулось на сушу, то так бы грохотало оно: сдержанно, неотвратимо и грозно.
Давид (испуганно, шепотом). Что это за огонь, Нуллюс? Мне страшно.
Анатэма (также шепотом). Ночь холодна, и они зажгли костры. Сура сказала, что ждать еще долго, и они приняли меры.
Давид.Откуда они взяли дерево?
Анатэма.Что-нибудь сломали. Сура сказала, что ты приказал развести костры, и они покорно жгут дерево, какое есть… А там, Давид, дальше, еще дальше…
Давид (в отчаянии). Что, Нуллюс? Что может быть еще дальше, еще дальше?
Анатэма.Не знаю, Давид. Но из верхнего окна, открытого широко, я слышал как бы рев океана в час прибоя, когда дрожат от боли скалы; как бы рев медных труб слышал я, Давид, — они кричат к небу и к вам и зовут вас… Вы слышите?
В сдержанном гуле и хаосе звуков как бы вычерчивается протяжно и долго:Да-а-ви-и-д, Да-а-ви-и-д, Д-а-а-ви-и-д.
Давид.Я слышу свое имя. Кто это? Чего им надо?
Анатэма.Не знаю. Быть может, они хотят венчать тебя на царство.
Давид.Меня?
Анатэма.Тебя, Давид Лейзер. Быть может, они несут могущество и власть — и силу творить чудеса, — не хочешь ли стать их богом, Давид? Смотри и слушай. (Распахивает
И сразу в клубах огненного дыма победной и сильной волной вливается отдаленная музыка — медный крик многочисленных труб, которые несут в высоко приподнятых руках, ибо к земле и небу обращен их призывный вопль. Смолкают трубы. Топот движущихся полчищ, призывный вопль бесчисленных голосов:Да-а-ви-и-д, Да-а-ви-и-д — переходит в аккорды, становится песней. И снова трубы. И снова настойчивый, грозный и властный призыв:Да-а-ви-и-д, Да-а-ви-и-д.
При первых звуках труб Давид, пошатнувшись, прижался к стене; затем шаг за шагом — все смелее — все быстрее — все прямее он подвигается к окну. Взглядывает — и, оттолкнув Анатэму, протягивает обе руки навстречу бедным земли.
Давид (зовет). Сюда! Сюда! Ко мне. Я здесь. Я с вами.
Анатэма (изумленно). Что? Ты их зовешь? — Ты — их — зовешь? Опомнись, Лейзер!
Давид (гневно). Молчи — ты не понимаешь! Мы люди, и мы пойдем вместе! (Восторженно.)И мы пойдем вместе! Сюда, братья, сюда. Смотри, Нуллюс, — они подняли головы, они смотрят, они услышали. Сюда, сюда!
Анатэма.Ты будешь творить чудеса?
Давид (гневно). Молчи — ты чужой. Ты говоришь, как враг бога и людей. Ты не знаешь ни жалости, ни пощады. Мы истомились, мы устали — и уже мертвые устали ждать. Сюда — и мы пойдем вместе. Сюда!
Анатэма (вглядываясь). Не слепые ли указывают им путь?
Давид.Кому же надо зрение, как не слепым? Сюда, слепые!
Анатэма (вглядываясь). Не безногие ли бороздят дорогу и глотают пыль?
Давид.Кому же дорога, как не безногим? Сюда, увечные!
Анатэма (вглядываясь). Не мертвых ли несут они на носилках, покачиваясь мерно? Всмотрись, Давид, и осмелься сказать: сюда, ко мне. Я тот, кто воскрешает мертвых…
Давид (терзаясь). Ты не знаешь любви, Нуллюс.
Анатэма.Я тот, кто возвращает зрение слепым! (В окно, громко.)Сюда! Народы земли, взыскующие бога, стекитесь все к ногам Давида — он здесь!
Давид.Тише.
Анатэма.Эй, сюда! Тоскующие матери-отцы, потерявшие рассудок от горя — братья и сестры, в корчах голода пожирающие друг друга… сюда, к Давиду, радующему людей.
Давид (хватая его за плечо). Вы с ума сошли, Нуллюс. Они могут услышать и ворваться сюда — что вы делаете, вы подумайте, Нуллюс!
Анатэма (кричит). Вас зовет Давид!
Давид (с силой оттаскивая его от окна). Молчи! Я задушу тебя, если ты крикнешь хоть слово — собака!