Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910
Шрифт:
Зинаида Васильевна.Вам грустно, Михаил Иванович?
Мишка.Да, взгрустнулось. Пива мало взяли.
Зинаида Васильевна.Пиво?.. В такую ночь?..
Анна Ивановна.Холодно! Холодно становится. У кого моя кофточка, господа? Да и собираться надо, — пока дойдем.
Уходят на полянку. У обрыва остаются только Глуховцев и Ольга Николаевна. Стоят, крепко обнявшись.
Ольга Николаевна (тихо).Увидят, Коля.
Глуховцев.Пусть.
На
Мишка.Домой? Домо-о-ой? Кто говорит: домой? Это вы, Анна Ивановна?
Онуфрий.Ложное представление о несуществующих предметах. Дома никакого нет. Дом — это пятиэтажный предрассудок.
Блохин.К…конечно, к…какой там дом. Мы еще костер будем разводить.
Мишка.Верно, брат Сережа. Костер.
Физик.А я желаю наблюдать восход солнца.
Онуфрий.Я буду прыгать через костер, как летучая рыба. Физик, скажи-ка: бублик.
Анна Ивановна.Не надо, не говорите, Андрей Васильевич!
Физик.Нет, скажу. (Подумавши.)Булбик.
Онуфрий.Верно, Физик. Значит, и ты можешь прыгать через костер. Все будем прыгать.
Архангельский.Костер нельзя, братцы!
Мишка.Можно! Можно, отец-дьякон! Что ты, Блоху нашу заморозить хочешь? Видишь, она в одной рубашке.
Зинаида Васильевна.Костер, костер! Кто идет со мной сучья собирать?
Архангельский.Ну и влетит же вам.
Онуфрий.Если ты будешь ерепениться, отец-дьякон, то мы тебя на костре зажарим. И у нас будет постная закуска.
Мишка.Чего там. Айда за сучьями. (Запевает.)
Из страны, страны далекой, С Волги-матушки широкой, Ради славного житья…Студенты (поют, удаляясь).
Ради вольности веселой Собралися мы сюда. Вспомним горы, вспомним долы, Наши нивы, наши села. И в стране, в стране чужой Мы пируем пир веселый И за родину мы пьем… Мы пируем…Занавес
Действие второе
Тверской бульвар. Время к вечеру. Играет военный оркестр. В стороне от главной аллеи, на которой тесной толпою движутся гуляющие, на одной из боковых дорожек сидят на скамейке Ольга Николаевна, Глуховцев, Мишка, Онуфрий и Блохин. Изредка по одному, по двое проходят гуляющие. В стороне прохаживается постовой городовой в сером кителе. Звуки оркестра, играющего
Мишка.Так-то, Онуша.
Онуфрий.Так-то, Миша.
Мишка.Я не могу с Блохиным сидеть: на меня все смотрят. Что это, говорят, у Михаила Ивановича такое неприличное знакомство?
Онуфрий.Ты что же это, Сережа, в мундире? На бал куда-нибудь собрался?
Блохин (одетый в парадный, сильно потрепанный мундир).Пошли к черту! Сегодня три рубля на толкучке дал.
Онуфрий.Ну? Недорого.
Блохин.Н…насилу уступил. Просил пять. Г…говорит, что шитья одного на пятнадцать рублей.
Мишка.Покажи-ка!
Он и Онуфрий с интересом рассматривают мундир, пробуют пальцами материю.
Ничего, здорово только молью поедено.
Онуфрий.И великоват немножко. Ну, да ты, Сережа, подрастешь.
Молчание.
Блохин.Ты что это, Коля, так загрустил?
Глуховцев.Так, ничего.
Мишка.А ты у кого, Онуша, живешь?
Онуфрий.У Архангельского, у отца-дьякона, свой шатер раскинул. А что, братцы, не найдется ли у вас этакого завалящего урочка?
Блохин.Держи карман шире! Сами взяли бы, кабы было что.
Мишка.А животы подводит, Онуша?
Онуфрий.Подводит, Миша. Я бы, собственно, за стол и квартиру.
Блохин.А я рас…расстоянием не стесняюсь.
Мишка.Не скули, Блоха. (Тихонько запевает.)
Настало нам разлуки время…Студенты (тихонько подпевают).
И на измученную грудь Тяжело пало жизни бремя; Но все ж скажу вам: добрый путь.Бульварный сторож.Тут петь нельзя, господа.
Онуфрий (с удивлением).А разве кто-нибудь пел? У вас, дорогой мой, начинаются галлюцинации слуха. Как ты думаешь, Миша, это очень опасно?
Мишка.Очень! Потому что за ними идут галлюцинации зрения.
Блохин.И о…о…обоняния!
Сторож (сердито).Вам говорят!
Онуфрий.Ты замечаешь, Миша, что с маркизом что-то делается?
Мишка.Я советовал бы вам обратиться к акушеру.
Онуфрий (с удивлением).Но почему же, Миша, к акушеру? Неужели ты предполагаешь какую-нибудь ненормальность в положении ребенка?