Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910
Шрифт:
Глуховцев.Да, боится чего-то.
Онуфрий.Ну, конечно, со страху. Голода боится, мамаши боится, тебя боится, ну и офицер ей тоже страшен, — вот и пошла. Глазки плачут, а губенки уж улыбаются — в предвкушении тихих семейных радостей. Так-то, Коля: пренебреги, и если можешь, то воспари.
Мишка.Ну так как же, братцы? Чужое добро впрок не идет, — нужно трехрублевку пустить в обращение.
Онуфрий.Я с удовольствием, Миша. К Немцу?
Мишка.Можно и к Немцу. У Немца раки великолепны. За упокой
Глуховцев.Чьей души?
Онуфрий.Всякая душа, Коля, нуждается в поминовении.
Блохин (подходит, запыхавшись).П… п… пять целковых. С… с… сказал Веревкину, что я его ночью оболью керосином и подожгу. Заплакал, но дал.
Онуфрий (молитвенно).Что это будет!
Мишка.Вот подлец! А клялся, что три целковых последние.
Блохин (оглядываясь).А… а где же?
Онуфрий (мечтательно).Петь хочешь, Сережа?
Блохин (сердито).Вот черти! А я думал, что и вправду… вот черти. Куда же, к Немцу?
Глуховцев.Ну и напьюсь же я, братцы.
Онуфрий.Никогда не нужно, Коля, злоупотреблять спиртными напитками. Злоупотребишь — и потянет тебя в тихое семейство. А потянет тебя в тихое семейство — вот тебе, Коля, и капут. Потому что гений и тишина несовместимы, брат.
Мишка.Айда, ребята! Ходу!
Глуховцев.Ну и напьюсь же я!
Блохин (в упоении).Вот черти! Эх, попоем же, братцы…
Мишка.Ходу, ходу!
Оркестр играет «Тореадора и Андалузку».
Занавес
Действие третье
Меблированные комнаты «Мадрид».
Довольно большая комната, в которой живет Ольга Николаевна с матерью. За деревянной, не доходящей до потолка перегородкой спальня; в остальном обстановка обычная: круглый стол перед проваленным диваном, несколько кресел, зеркало; грязновато; в кресле валяется чья-то юбка. Сумерки. В открытую форточку доносится негромкий благовест с ближайшей, по-видимому, небольшой церковки: звонят к вечерне.
Ольга Николаевна, вся в черном, бледная, читает у окна «Московский листок». За перегородкой горничная Аннушка убирает постель.
Ольга Николаевна.В «Московском листке» пишут, что опять шесть самоубийств, Аннушка. И все женщины, и все уксусной эссенцией… Как они могут? Вы очень боитесь смерти, Аннушка?
Аннушка (из-за перегородки).Кто же ее не боится, барышня?
Ольга Николаевна.Я боюсь смерти. Иногда так трудно жить, такие несчастья, такая тоска, что вот, кажется, взяла бы и выпила. А нет, страшно. И, должно быть, очень больно — ведь она жгучая, эта эссенция.
Аннушка.У
Ольга Николаевна.Умерла?
Аннушка.Схоронили. А поздно вы встаете, барышня. Люди добрые к вечерне идут, а вы только-только глазки протираете. Нехорошо это!
Ольга Николаевна.А зачем рано вставать? Не все ли равно! Когда спишь, жизни по крайней мере не чувствуешь. А кроме того, бывают хорошие сны. Аннушка, а студент… Глуховцев дома?
Аннушка.Сейчас к себе в номер прошел…
Ольга Николаевна.Один?
Аннушка.С товарищем с каким-то. Вихлястый такой, на подсвечник похож.
Ольга Николаевна.Уж вы скажете — на подсвечник! Аннушка, голубчик, сделайте мне такое одолжение: когда товарищ уйдет, передайте Глуховцеву вот эту записочку.
Аннушка.Не стоило бы, барышня! Студент они хорошенький, зачем смущать? Ну, уж если вы приказываете, конечно, отнесу. (Выходит из-за перегородки.)Где записочка, давайте.
Ольга Николаевна.Вот. Закройте форточку, Аннушка.
Аннушка (льстиво).Что я вам хотела сказать, милая барышня. На новом вы теперь положении, офицеры у вас бывают… Я-то что ж, мое дело, конечно, сторона, но только и белье лишний раз перемени, и хлопот всяких достаточно, вы сами понимаете, милая барышня…
Ольга Николаевна (отворачиваясь).Ну?
Аннушка.Говорила я вашей мамаше, и оне мне обещали три рубля в месяц платить, — так уж вы напомните им.
Ольга Николаевна.Хорошо. А разве… гости вам ничего не дают?
Аннушка.Да разве их устережешь? Так стараются прошмыгнуть, чтоб ни кот, ни кошка не заметили.
Входит Евдокия Антоновна. Раздевается. Видимо, находится в приятном настроении и временами напевает какой-то романс по-французски.
Евдокия Антоновна.Ступайте, Аннушка, вы нам не нужны.
Аннушка.Я вот говорила барышне насчет трех рублей, помните, барыня милая, что вы обещали.
Евдокия Антоновна.Ах, мой бог! Какая вы, Аннушка, надоедливая. Не беспокойтесь, не пропадут ваши три рубля.
Аннушка.Три с полтиной. Вы мне еще полтинник должны, помните, за тянучками посылали?
Евдокия Антоновна.Вы получите четыре, Аннушка. Ступайте! Вы постель прибрали?
Аннушка уходит.
(Напевая.) Нет, это ужас, это какой-то вертеп — стараются грабить прямо-таки среди бела дня! Ты представь, Оля… (напевает)сейчас меня зовет этот подлец управляющий и говорит, что мы должны прибавить десять рублей за номер. Это ужас! (Напевает.)Скотина! Олечка, хочешь мармеладу? абрикосовский.