Том 3. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Сердце

– Сердце капризное, что тебе нужно? С миром зачем бы не жить тебе дружно? Хочешь, заря заблестит тебе ало? – Нет, я хочу, чтоб сияла жемчужно. – Хочешь покоя? – Мне этого мало. – Хочешь, чтоб ты хоть на миг задремало? – Нет, чтобы буря раскинулась вьюжно. – Сердце, твое поведение – злое. – Знаю, но я уж от века такое.

Там

Батюшка шатер, Матушка ладья. Гей, коня скорей, Будет

веселей, Отдохнет весло. Хочешь пить, так пей, В разуме светло. Знал я весь простор, Снова с вами я, Матушка ладья, Батюшка шатер. Поретите спор, Для житья-бытья. Небом дан шатер, Влагою – ладья. С Месяцем ночным Дней уходит дым. Снова по степям, По горам крутым. Счастье там, вон там. Твой маяк – твой взор, Даль – жена твоя. Уплывай, ладья, Догорай, шатер. Батюшка шатер, Матушка ладья.

Сдвиг

Парус, вздутый знак крыла Буревестника седого. Море – вольностей, суша – зла, Влага – смелых снов основа. Мачта, вкрепленный упруг, Лик упрямого стремленья. Глянь на Север, глянь на Юг, Взяв стрелу, люби пронзенье. В глубь идущее весло, Брызги с весел, всплеск веселый. Мысли кружатся светло, Как над лугом вешним пчелы. Лодка, рыбина морей, Ходкий дом, без связы дома. Ветер с Севера, скорей, То изжито, что знакомо. Ветер дружный, поспешай, От усилья вздулись жилы, Здравствуй, Море, вечный Май, Мир вам, дальния могилы.

Праздник жизни

Мой праздник Жизни, праздник ласки – В году, конечно, высокосном. Я ладаном овеян росным, Родился я в лазурной сказке. Я в нескончаемой завязке Непостижимостей Судьбы. Я тот, кто шествует без маски, За мной – свершители борьбы, Мои взнесенья и паденья, Мой сложный знак освобожденья, – В играньи праздничной трубы.

Четверть века

Неужели четверть века Что-нибудь Для такого человека, Пред которым дальний путь! О, неправда! Это шутка. Разве я работник? Нет! Я лишь сердцем, вне рассудка, Жил – как птица, как поэт, Я по снегу первопутка Разбросал, смеясь, свой след. Я порою тоже строю Скрепы нежного гнезда. Но всегда лечу мечтою В неизвестное Туда. Все же, милых покидая, Милых в сердце я храню, Сердцем им не изменяю. Память – горница златая, Верь крылатым – и огню!

На старых канатах

На старых канатах, изведавших бурю и брызги соленой

волны, Сижу я, гляжу я, а Солнце нисходит на скатах своей вышины, Одетое в пурпур, в светлейший, чем Тирский, добытый царям, багрянец, Оно поспешает, в разлитии блесков, дать вечеру пышный конец. И темные мачты, и серый мой парус, и след по воде от руля, Облиты гореньем, в пожаре минуты, торопящей бег корабля, По водам, покрывшим отроги Лемурий и башни былых Атлантид, Багряное Солнце, в кипении лавы, в сверканьи мгновенья, горит.

Частью-частицей

Частью-частицей морей и ветров и ночей и рассветов Стал я в ветрах, вечерах, и морях, и рассветах, и снах. Сердце у волн и у зорь, в багряницу и в солнце одетых, Просит ответов, и белою чайкой мелькает в волнах. Частью-частицей морей, вечеров, и ветров, и закатов Стал я в морях, и ночах, и ветрах, и закатах златых. Хочется рифм, и созвучий неверных, ошибкой богатых, Взлетов и скатов, чтоб лился и бился весь брызжущий стих.

Лишь

Я с бакланом, Быстрым, черным,   По морям лечу. Я туманом, Бесповторным,   Бью уют лучу. И лучами, И волною,   Я пленен равно. Лишь очами, Только мною,   Миру жить дано.

Летучия

Что пенно мелькает Над пеной волны? Что там возникает, Как быстрые сны? Летучия рыбки, Как стаи стрекоз, Как лепеты скрипки, Как трепеты грез.

Дурман

В моем саду цветет дурман, И амариллис-белладонна. В нем воздух странно полупьян, В нем разум мыслит полусонно. Поет мечтанье многозвонно: – «Из дальних стран, из дальних стран, Я к вам пришел, цветы влюбленья, Мне новолунной ночью дан Миг чарованья, усыпленья, Здесь самый воздух точно пенье, И у деревьев женский стан. Непрерываемость забвенья!»

Тонкий бисер

Тонкий бисер капелек росистых На растеньи с множеством кистей. В небесах лазурно-свеже-чистых Тихий смех оконченных дождей. Сердце-уводящая улыбка, Хризолит ликующий разлит. И вдали, за садом, чья-то скрипка О далеких-близких говорит.

Магей-агава

Я магей восхвалю на гремучем тамтаме.   Встрепенулся напев – переклички струя. Он зовется магей – за горами-морями,   И агавою – там, где отчизна моя. Каждый лист – мощный меч, и с двумя остриями,   И с насечкою игл на черте острия. Хищный помысл блеснул, весь в иззубренной раме,   То растенье – напев, а напев это – Я.