Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных (с иллюстрациями)
Шрифт:
Галаньба. Якого полку? (Молчание, удар.)
Дезертир(плача). Я не дезертир. Змилуйтесь, пан сотник. Я до лазарету пробырался. У мене ноги поморожены зовсим.
Телефонист(в телефон). Деж диспозиция? Прохаю ласково. Командир кинной дивизии прохае диспозицию. Вы слухаете?
Галаньба. Ноги поморожены? А чему ж це ты не взяв посвидченя вид штабу своего полка? А? Якого полку? (Замахивается.)
Слышно,
Дезертир. Второго сечевого.
Галаньба. Знаем вас, сечевиков. Вси зрадники. Изменники. Большевики. Скидай сапоги, скидай. И если ты не поморозив ноги, а брешешь, то я тебе тут же расстреляю. Хлопцы, фонарь!
Телефонист. Пришлить нам ординарца для согласования. В слободку. Так. Так. Слухаю.
Фонарем освещают дезертира.
Галаньба(вынув маузер). И вот тебе условие: ноги здоровые, будешь ты у меня на том свете. Отойдите сзади, чтоб я в кого-нибудь не попал.
Дезертир садится на пол, разувается. Молчание.
Болботун. Це правильно. Щоб другим був пример.
Гайдамаки(со вздохом). Поморожены… Правду казав.
Галаньба. Записку треба було узять. Записку. Сволочь. А не бежать из полка.
Дезертир. Нема у кого. У нас ликаря в полку нема. Никого нема. (Плачет.)
Галаньба. Взять его под арест. И под арестом до лазарету. Як ему ликарь ногу перевяжет, вернуть его сюды в штаб и дать ему пятнадцать шомполив, щоб вин знав, як без документу бегать с своего посту.
Гайдамаки(выводя). Иди. Иди.
За сценою гармоника. Голос поет уныло: «Ой, яблочко, куда катишься, к гайдамакам попадешь, не воротишься». Тревожные голоса за окном: «Держи их. Держи их. Мимо мосту… Побиглы по льду».
Галаньба(в окно). Хлопцы, що там? Що?
Голос: «Якись жиды, пан сотник, мимо мосту по льду дали ходу из Слободки».
Хлопцы! Разведка! По коням! По коням! Садись! Садись! Хорунжий Овсиенко, а ну проскочить за ними. Тильки живыми возьмить. Живыми!
Топот за сценой. Появляются гайдамаки. Вводят человека с корзиной.
Человек. Миленькие, я ж ничего. Что вы? Я ремесленник!
Галаньба.
Человек. Помилуйте, товарищ военный.
Галаньба. Що? Товарищ? Кто тут тебе товарищ?
Человек. Виноват, господин военный.
Галаньба. Я тебе не господин. Господа с гетманом в городе все сейчас. И мы твоим господам кишки повыматываем. Хлопец, тебе близче. Урежь этому господину по шее. Теперь бачишь, яки господа тут. Видишь?
Человек. Вижу-с.
Галаньба. Осветить его, хлопцы. Мени щесь здаеться, що вин коммунист.
Человек. Что вы! Что вы, помилуйте. Я, изволите ли видеть, сапожник.
Галаньба. Що-то ты дуже гарно размовляешь на московской мови.
Человек. Калужские мы, ваше здоровье, Калужской губернии. Да уж и жизни не рады, что сюда, на Украину, заехали. Сапожник я.
Галаньба. Документ.
Человек. Паспорт? Сию минуту. Паспорт у нас чистый, можно сказать.
Галаньба. С чем корзина? Куда шел?
Человек. Сапоги в корзине, ваше… бла… ва… сапожки-с. Мы на магазин работаем. Сами в слободке живем, а сапоги в город носим.
Галаньба. Почему ночью?
Человек. Как раз в самый раз. К утру в городе.
Болботун. Сапоги. Ого… го… Це гарно.
Гайдамаки вскрывают корзину.
Человек. Виноват, уважаемый гражданин. Они не наши, из хозяйского товару.
Болботун. Из хозяйского? Це найкраще. Хозяйский хороший товар. Хлопцы, берить по паре хозяйского товару. А я-то ломал голову, як штабных хлопцев снабдить обувью.
Разбирают сапоги.
Человек. Гражданин военный министр. Мне без этих сапог погибать. Прямо форменно в гроб ложиться. Тут на две тысячи рублей. Это хозяйские.
Болботун. Мы тебе расписку дадим.
Человек. Помилуйте, что ж мне расписка! (Бросается к Болботуну, тот дает ему в ухо. Бросается к Галаньбе.) Господин кавалерист! На две тысячи рублей. Главное, что если б я буржуй был или, скажем, большевик…
Галаньба дает ему в ухо, человек садится на землю, растерян.
Что ж такое делается? А впрочем, берите на снабжение армии… Пропадай все. Только уж позвольте и мне парочку за компанию. (Начинает снимать сапог.)
Болботун. Ты що ж смеешься, гнида? Отойди от корзины. Долго ты будешь крутиться под ногами? Долго? Ну, терпение мое лопнуло. Хлопцы, расступитесь. (Берется за револьвер.)