Том 4. Драматические произведения
Шрифт:
Первый. Она белолика и в длинной, белой, как снег, пелене — придет Она.
Второй. Глаза Ее зияют равнодушной пустотой. Она уже близко.
Третий. Она идет. Длинная коса лежит за ее плечами. Она прекрасна.
Одна из девушек встала в углу комнаты и, пройдя неслышным шагом, выросла в свете у стола. Она в белом. Глаза ее на бледном лице смотрят равнодушно. Коса
Трое говоривших. Вот Она! Вот Она! Смотрите!
Голоса загипнотизированных (дураков и дур). Это Смерть! Смотрите, как бледно ее лицо и как белы одежды! Какой пустотой зияют ее глаза! У нее коса за плечами! Это — Сама Смерть! Бежим!
Суетня. Сумасшедшие глаза в дверях.
Девушка (говорит тихо, звенящим голосом).Вы ошибаетесь.
Те же голоса. Слышите звон. Это звенит коса Смерти.
Некто (встает из-за стола и говорит, пронизав взглядом собрание, голосом спокойным, твердым и звонким, как труба).Успокойтесь. Это — не Смерть. Здравствуй, Маша. Господа, это моя Невеста.
Общий упадок настроения. Дураки и дуры безжизненно повисли на стульях. Рукава сюртуков вытянулись и закрыли кисти рук, точно их и не было. Головы ушли в воротники сюртуков. Кажется, на стульях висят просто пустые сюртуки. К говорившему только что подходит скромно одетый, с незаметным лицом, по-видимому — хозяин собрания. Вежливо склонившись, он предлагает:
<Хозяин>. Позвольте, я проведу Вас. Вашей Невесте нужен чистый воздух. Вам самому нужно оправиться [отдохнуть] от волнения.
Некто. О, нет, я совершенно спокоен.
Хозяин (наставительно).Я не допускаю этой мысли. Посмотрите, я сам вне себя. Этот несчастный случай повлиял и на Ваши чувства. Глаза Ваши горят, верно у Вас лихорадка. Я провожу Вас на улицу, я боюсь за Ваши нервы и провожу Вас до квартиры.
Ведет жениха и невесту за руки, несмотря на пререкания их. Дураки и дуры продолжают висеть на стульях. Мертвая тишина.
Улица. Некто и хозяин сажают на извощика куклу. Усаживают на сани с трудом. Кукла качается. Наконец сани тронулись. Кукла покачнулась и шлепнулась на мостовую. Лежит она распростертая. Некто, хватая себя за голову:
Король на площади
<Набросок второй редакции>
Высокая фигура в черном прислонилась к белому камню дворца.
Вот уже и день забелел.
Тяжко, тяжко, когда просыпается день.
Я говорю вам опять, что мы действуем только во имя человеческое.
Да, все мы хотим быть людьми.
Ни крова, ни семьи. Негде приклонить голову.
Да, это все, что остается тем, кто хочет быть человеком.
Страшное время.
Смешно говорить — страшное время. Что может испугать того, кому ничего не жаль.
Голос из глубины. Утро может испугать. Утро — тоска смертная.
Голос еще глубже. Жечь, жечь, жечь.
Вот он — сидит и дремлет. И держит мир своею красотою. — Неужели миром могут править эти дряхлые руки? Нет, им правит древняя зелень его седых кудрей.
Страшно.
Умирай, если страшно.
Голос глубже. Жги, если страшно. Глухая пустота. Мы, как зловещие птицы ночи — засыпаем, слабея, к утру.
Неужели нет людей, которые пойдут за нами.
Все пойдут за нами. Настанет день — и все пойдут за нами.
Но у всех у них семьи, дома. Они дрожат над каждой монетой.
Семьи их растленны уже. Дома их шатаются.
И все-таки сердца их — тупы и слепы. Не видят, не слышат. Тот, кто идет за нами, должен обладать горючим сердцем.
Все равно. Все сгорит — и твердое и мягкое, и сухое, сырое. От сырого еще больше дыму.
И этот старик сгорит?
Нет, он не сгорит. Чему в нем гореть? Все окостенело.
Мантия сгорит. Волосы сгорят.
Но сам он останется цел?
Развеем по ветру. Бросим в море.
Страшно. Страшно.
Жечь. Жечь. Жечь. Умирать.
День все разгорается. Все страшней пустота.
Это будет последний пустой день. Неужели ты не веришь тому, что все расшатано.
Я верю этому — последнее, чему я верю.
Да, всех нас соединила только одна эта вера.
Все они по первому знаку бросятся жечь и рушить, как стая голодных псов. Они стосковались по уюту своих промозглых очагов, своих утраченных семей.
Скажи мне, товарищ, на рассвете этого последнего дня: ведь и ты когда-то верил в добродетель.
Вот тебе моя рука. Сжимаю твою в последнем [предсмертном] пожатии. И я хотел благополучия. И я любил уюты, где пахнет духами и красивая женщина ставит на стол хлеб и цветы.
Любил ли ты детей?
Оставим это. Я любил детей. Но мне больше не жаль и детей.
Да, посмотри на детей. Они — выродки, бледные, худые. Теперь у всех детей печальные глаза.
Не долго выживут дети с такими глазами.