Том 4. Наша Маша. Литературные портреты
Шрифт:
И тоненьким голоском:
– Мы в лес ходили. Глибы собиляли.
Подруги (или хотя бы подруга) ей нужны до зарезу.
28.12.59.
Расковыряла из озорства покрывало на маминой тахте. Сначала тянула ниточку, а потом и пальцем стала помогать. Мама увидела и в ужас пришла. Стала на Машу сердиться и говорить, что она не любит и любить не хочет таких девочек, которые дырки на покрывалах делают.
Машка слушала, слушала и заплакала.
– Когда я большая буду, я всё тебе заштопаю…
. . . . .
Мама и бабушка пекут к Новому году всякую сдобу. Дали и Машке теста, она слепила крохотные булочки и крендельки и уложила их на свои игрушечные листы (из кукольной плиты). Мама поставила эти листы в настоящую духовку – и вот в руках у счастливой Машки настоящие крохотные булочки! Бежит ко мне, хочет угостить. Я обедал, сказал, что сейчас не хочу, после. А когда Машка вышла зачем-то из комнаты, я пошутил: спрятал все булочки, кроме одной, самой большой, под кусок хлеба.
Машка приходит:
– Ах! Где мои булочки?
– А я съел их. Вкусные!..
Лицо исказилось от ужаса. Брызнули слезы. И – главное – рука судорожно вцепилась в мою грудь и трясет, трясет меня.
Я вскочил, накричал на нее, выставил в коридор.
А ведь она была так хорошо настроена, готовилась играть со мной, хотела кормить меня булочками!..
Эх, папа, папа! Далеко ли ты ушел от своей Машки?..
. . . . .
Еще вчера вечером, обнимая нас с мамой, она сказала:
– Давайте, друзья, жить дружно!
Да, так и сказала, обезьянка!
30.12.59.
Утром мама принесла ее ко мне.
Голос у Машки хриплый, как у пропойцы или у старого курильщика.
– Доброе утро! Доброе утро! – захрипела она.
Ответив на ее приветствие, – я почему-то (совесть нечиста, что ли?) напомнил ей о вчерашнем:
– Жадина ты! Маленькую булочку для папы пожалела!..
– А помнишь, – говорит, – я еще в Разливе конфету тебе не дала. Тете Минзамал тоже не дала, а потом дала.
Что-то было такое, когда я стыдил ее и называл жадиной. Значит, она обернула все в мою пользу. Считает, что наказали ее справедливо – за жадность, за то, что булочек пожалела!..
31.12.59.
Вчера мы с Машей гуляли! Да, наконец-то и я вырвался из четырех стен.
Гуляли недолго, не больше часа. Кормили голубей на улице Мира, заходили в электротехнический магазин, в Дивенском садике катались на санках с Леночкой и Сашей Журба и с их мамой.
На улице все время находили елочные ветки – маленькие и совсем крохотные. Набрали очень много. Дома я устроил из них кукольную елочку. И сделал игрушки, снег из ваты, звезду из серебряной бумаги. Даже свечку зажгли.
Вечером хотели Машу купать,
Машка огорчилась.
– Ну, мамочка, ну, милая, хорошая, ну хоть одну ножку вымой!..
А давно ли она поднимала рев, стоило лишь слово «ванна» в ее присутствии произнести?!
1.1.60.
Вчера я умывался в ванной. В ванне лежала принесенная со двора елка. Следом за мной сунулась Машка. Надо было видеть ее лицо.
– Ах! Это что такое? Что? Что это? Елка?!!
Я стал выпроваживать ее:
– Иди! Иди! Что ты! Нельзя! Там Дед Мороз лежит.
Нервы у нее весь вечер были напряжены. Я не помню, чтобы в моем детстве Дед Мороз играл такую роль, чтобы я так свято верил в его всамделишность…
Купила мама, как всегда, кроме большой и совсем крохотную – сантиметров на двадцать пять – елочку. Эту малютку она с вечера украсила игрушками и спрятала на окне за шторой. Но Машка тотчас же заметила:
– Что там такое? Почему так выпирает?
А утром… Утром увидела маленькую елочку и затрепетала:
– Я знала! Я знала, что елка будет! Ее Дед Мороз в ванне мыл. Мне Алешенька сказал.
Но впереди была еще столовая и там – большая, до потолка елка!
Позже Машка говорила мне:
– Алеша, ты посмотри! Ты видишь? Ах, какое хорошее утро!
Да, именно эти, как будто выдуманные, недетские слова были ею сказаны:
– Ах, какое хорошее утро!..
. . . . .
Часто употребляет слово «крепко», которое заменяет у нее и «сильно», и «громко», и «тяжело».
Сегодня играли. Она говорит:
– Кричит крепко собака.
. . . . .
Говорит мне:
– На, неси папе своему.
Откуда это?
Вряд ли слышала. А ведь есть такая диалектная форма.
3.1.60.
Вчера были у Маши гости. Ждала она их с трепетом, выглядывала в коридор, прислушивалась к шагам на лестнице, кусала ногти…
Первой пришла армяночка Каринэ.
Затем появилась обожаемая Машкой Леночка Журба с младшим братом. Затем во главе двух бабушек (Екатерины Васильевны и Зинаиды Васильевны) явились молодые (и довольно-таки шумные) Филиппенки – Аленка и Андрюша.
И наконец вкатилась колобком Оленька Розен, очень милая, румяная, нарядная, с двумя белыми бантами в косичках.
Конечно, было очень весело – и детям и взрослым. Мне-то, во всяком случае, было очень хорошо.
Играли, возились, зажигали свечи на елке, кружили хоровод, пили чай с пирогами, конфетами, чуртчхелой и другими восточными и европейскими лакомствами.
Большие девочки пели.
Пела маленькая Оля Розен.
И вдруг выскакивает Машка:
– Я тоже буду петь.