Том 4. Поэмы 1855-1877

Некрасов Николай Алексеевич

XXI

Стала скотинушка в лес убираться, Стала рожь-матушка в колос метаться,     Бог нам послал урожай!     Нынче солома по грудь человеку,     Бог нам послал урожай!     Да не продлил тебе веку,— Хочешь не хочешь, одна поспевай!..     Овод жужжит и кусает,     Смертная жажда томит,     Солнышко серп нагревает,     Солнышко очи слепит,     Жжет оно голову, плечи,     Ноженьки, рученьки жжет,     Изо ржи, словно из печи,     Тоже теплом обдает,     Спинушка ноет с натуги,     Руки и ноги болят,     Красные, желтые круги     Перед очами стоят…     Жни-дожинай поскорее,     Видишь — зерно потекло…     Вместе бы дело спорее,     Вместе повадней бы шло…

XXII

    Сон

мой был в руку, родная!     Сон перед спасовым днем.     В поле заснула одна я     После полудня, с серпом;     Вижу — меня оступает     Сила — несметная рать,—     Грозно руками махает,     Грозно очами сверкает.     Думала я убежать,     Да не послушались ноги.     Стала просить я помоги,     Стала я громко кричать.     Слышу, земля задрожала —     Первая мать прибежала,     Травушки рвутся, шумят —     Детки к родимой спешат.     Шибко без ветру не машет     Мельница в поле крылом:     Братец идет да приляжет,     Свекор плетется шажком.     Все прибрели, прибежали,     Только дружка одного     Очи мои не видали…     Стала я кликать его:     «Видишь, меня оступает     Сила — несметная рать,—     Грозно руками махает,     Грозно очами сверкает:     Что не идешь выручать?..»     Тут я кругом огляделась —     Господи! Что куда делось?     Что это было со мной?     Рати тут нет никакой!     Это не люди лихие,     Не бусурманская рать,     Это колосья ржаные,     Спелым зерном налитые,     Вышли со мной воевать!     Машут, шумят; наступают,     Руки, лицо щекотят, Сами солому под серп нагибают —     Больше стоять не хотят!     Жать принялась я проворно,     Жну, а на шею мою     Сыплются крупные зерна —     Словно под градом стою!     Вытечет, вытечет за ночь     Вся наша матушка-рожь…     Где же ты, Прокл Севастьяныч?     Что пособлять не идешь?.. Сон мой был в руку, родная! Жать теперь буду одна я.     Стану без милого жать,     Снопики крепко вязать,     В снопики слезы ронять! Слезы мои не жемчужны, Слезы горюшки-вдовы, Что же вы господу нужны, Чем ему дороги вы?..

XXIII

  Долги вы, зимние ноченьки,   Скучно без милого спать,   Лишь бы не плакали оченьки,   Стану полотна я ткать.   Много натку я полотен,   Тонких добротных новин,   Вырастет крепок и плотен,   Вырастет ласковый сын.   Будет по нашему месту   Он хоть куда женихом,   Высватать парню невесту   Сватов надежных пошлем… Кудри сама расчесала я Грише, Кровь с молоком наш сынок-первенец, Кровь с молоком и невеста… Иди же! Благослови молодых под венец!.. Этого дня мы, как праздника, ждали, Помнишь, как начал Гришуха ходить, Целую ноченьку мы толковали,   Как его будем женить, Стали на свадьбу копить понемногу…   Вот — дождались, слава богу!   Чу, бубенцы говорят!   Поезд вернулся назад,   Выди навстречу проворно — Пава-невеста, соколик-жених!—   Сыпь на них хлебные зерна,   Хмелем осыпь молодых!..²

XXIV

Стадо у лесу у темного бродит, Лыки в лесу пастушонке дерет, Из лесу серый волчище выходит.     Чью он овцу унесет? Черная туча, густая-густая, Прямо над нашей деревней висит, Прыснет из тучи стрела громовая,     В чей она дом сноровит? Вести недобрые ходят в народе, Парням недолго гулять на свободе,     Скоро — рекрутский набор! Наш-то молодчик в семье одиночка, Всех у нас деток — Гришуха да дочка.     Да голова у нас вор —     Скажет: мирской приговор! Сгибнет ни за́ что ни про́ что детина. Встань, заступись за родимого сына!     Нет! не заступишься ты!.. Белые руки твои опустились, Ясные очи навеки закрылись…     Горькие мы сироты!..

XXV

Я ль не молила царицу небесную?   Я ли ленива была? Ночью одна по икону чудесную   Я не сробела — пошла. Ветер

шумит, наметает сугробы.   Месяца нет — хоть бы луч! На́ небо глянешь — какие-то гробы,   Цепи да гири выходят из туч…     Я ли о нем не старалась?     Я ли жалела чего?     Я ему молвить боялась,     Как я любила его!     Звездочки будут у ночи,     Будет ли нам-то светлей?..     Заяц спрыгнул из-под ночи,     Заинька, стой! не посмей     Перебежать мне дорогу!     В лес укатил, слава богу…     К полночи стало страшней,—     Слышу, нечистая сила     Залотошила, завыла,       Заголосила в лесу.     Что мне до силы нечистой?     Чур меня! Деве пречистой       Я приношенье несу!     Слышу я конское ржанье,     Слышу волков завыванье,       Слышу погоню за мной,—     Зверь на меня не кидайся!     Лих человек не касайся,       Дорог наш грош трудовой!

* * *

    Лето он жил работаючи,     Зиму не видел детей,     Ночи о нем помышляючи,   Я не смыкала очей. Едет он, зябнет… а я-то, печальная,   Из волокнистого льну, Словно дорога его чужедальная,   Долгую — нитку тяну. Веретено мое прыгает, вертится,   В пол ударяется. Проклушка пеш идет, в рытвине крестится, К возу на горочке сам припрягается.   Лето за летом, зима за зимой,   Этак-то мы раздобылись казной! Милостив буди к крестьянину бедному,   Господи! всё отдаем, Что по копейке, по грошику медному   Мы сколотили трудом!..

ХХVI

    Вся ты, тропина лесная!     Кончился лес.     К утру звезда золотая     С божьих небес Вдруг сорвалась — и упала,     Дунул господь на нее,     Дрогнуло сердце мое:     Думала я, вспоминала —     Что́ было в мыслях тогда,     Как покатилась звезда?     Вспомнила! ноженьки стали,     Силюсь идти, а нейду!     Думала я, что едва ли     Прокла в живых я найду… Нет! не попустит царица небесная! Даст исцеленье икона чудесная!   Я осенилась крестом   И побежала бегом… Сила-то в нем богатырская,   Милостив бог, не умрет… Вот и стена монастырская!   Тень уж моя головой достает До монастырских ворот. Я поклонилася зе́мным поклоном,   Стала на ноженьки, глядь — Ворон сидит на кресте золоченом,   Дрогнуло сердце опять!

XXVII

  Долго меня продержали — Схимницу сестры в тот день погребали.   Утреня шла, Тихо по церкви ходили монашины,   В черные рясы наряжены,   Только покойница в белом была:   Спит — молодая, спокойная,   Знает, что будет в раю. Поцеловала и я, недостойная,   Белую ручку твою! В личико долго глядела я: Всех ты моложе, нарядней, милей, Ты меж сестер словно горлинка белая Промежду сизых, простых голубей.       В ручках чернеются четки,   Писаный венчик на лбу.   Черный покров на гробу —   Этак-то ангелы кротки!   Молви, касатка моя,   Богу святыми устами,   Чтоб не осталася я   Горькой вдовой с сиротами! Гроб на руках до могилы снесли, С пеньем и плачем ее погребли.

ХХVIII

Двинулась с миром икона святая, Сестры запели, ее провожая,   Все приложилися к ней. Много владычице было почету: Старый и малый бросали работу,   Из деревень шли за ней. К ней выносили больных и убогих… Знаю, владычица! знаю: у многих   Ты осушила слезу… Только ты милости к нам не явила! … … «Господи! сколько я дров нарубила!   Не увезешь на возу…»

XXIX

Окончив привычное дело, На дровни поклала дрова, За вожжи взялась и хотела Пуститься в дорогу вдова. Да вновь пораздумалась, стоя, Топор машинально взяла И тихо, прерывисто воя, К высокой сосне подошла. Едва ее ноги держали, Душа истомилась тоской, Настало затишье печали — Невольный и страшный покой! Стоит под сосной чуть живая, Без думы, без стона, без слез. В лесу тишина гробовая — День светел, крепчает мороз.