Том 4. Солнце ездит на оленях

Кожевников Алексей Венедиктович

Бобылья, скучная прежде, тупа Максима стала с приездом Авдона и Таймы самой привлекательной в поселке. Тайма не скупилась на мясо и чай. Как подросток маленький, сухонький, подвижный, Авдон всегда был весел, разговорист, не знал, что такое уныние, задумчивость, растерянность. Его рыжие клочковатые волосы и пегая, закрученная жгутиками бороденка вызывали у всех безобидную смешливость. Он без конца рассказывал о своем путешествии, безбожно путая, перетасовывая правду и добавляя к ней всякие выдумки. Из одного путешествия он сделал с полдесятка разных со множеством опасных приключений: тонул, плутал, умирал с голоду,

попадал в лапы медведям, боролся один с целой стаей волков… Но заканчивал свои россказни всегда одинаковым геройским возгласом: «Жить везде можно».

Кроме гостеприимства хозяев, тянула людей и умная машинка. Для них — охотников и пастухов — ее предсказания были очень важны. Много успокоительных часов провела Ксандра в этой гостеприимной тупе.

15

Колян уходил прочь от Веселых озер, не заботясь, куда ступят ноги. Из-под них брызгали вода и грязь.

Ясная, солнечная погода сменилась пасмурью. Низкие, плотные, без просвета, облака висели наподобие закоптелой парусины. Весь мир представлялся Коляну сумрачной куваксой, сквозь дырявую покрышку которой сеял частый холодный дождь.

Колян шел и курил трубку за трубкой, словно дымить стало для него главным делом жизни. На душе было скверно. Прежде всего злость на сестру: она подбила его свататься. Сам он не думал и, наверно, никогда не подумал бы об этом. Она разрушила у него братские чувства к Ксандре и разбудила жениховские. Из-за нее он потерял все, что было, а взамен не получил ничего. И досада, что Ксандра так высоко ценит себя, ждет какого-то особого жениха. Променяла же она свою Волгу на Лапландию. И обида: он так помогал Ксандре, так заботился о ней — и все зря. И стыд: весь народ будет смеяться над ним, по всей Лапландии расползется какая-нибудь обидная сказка.

Завидев дымок, шалаш и всякое другое человеческое жилье, Колян поворачивал в сторону. У него было единственное желание — уйти подальше от знакомых мест и людей, убежать от расспросов: «Куда пошел, зачем!? Все рыбачат, а ты бродишь. Что ищешь?»

Колян не плохо знал свою родину, не мало походил и поездил по ней рыбаком, охотником, пастухом, ямщиком, проводником, партизаном. Но были и неведомые местечки, особенно в горах. И теперь Колян шел по ним. Горы сменялись долинами, озерами, ущельями, леса на нижних склонах гор сменялись тундрами на вершинах. Шум диких рек, порогов и водопадов — тишиной неподвижных моховых болот. Проголодавшись, он убивал какую-нибудь птицу — было много всяких — либо ловил на крючок рыбу и когда варил, когда поджаривал, когда ел сырое, только подсолив. Для сна и отдыха выбирал такой камень и так разводил перед ним костер, чтобы получалась круговая защита от кровожадных зверей.

Таким допещерным образом, сказала бы Ксандра, Колян прожил с полмесяца, и ему эта жизнь показалась бессмысленной. Если ничего не искать, не добывать, ни о ком не заботиться, если только есть да пить — не стоит жить. Его охватила тоска по другой, осмысленной жизни. Порой она вырывалась криком — Колян взбирался на горную высоту и кричал оттуда:

— Э-го-го! Кто тут есть — отзовись! Ау-ау!..

Порой выливалась песней:

Иду без троп и без дорог. Полярный мрак все спутал сроки. И

месяц, как олений рог, Мой друг и спутник одинокий, Собачкой в стороне бежит. Могу отдать себя пустыне, Могу уехать в города. Лапландский свет, и сумрак синий, И беломорская вода Меня забудут навсегда.

Ни на крик, ни на песню никто не отзывался: широко вокруг лежали высокогорные и многоозерные безлюдные места. Но Колян знал, в какой стороне живут люди, и начал пробираться к ним.

Вот вдали показалась переливчато сверкающая полоска, а через день ходьбы перед Коляном распахнулось во всю свою ширь озеро Имандра. По временам на другом берегу появлялся бойкий, летучий дым. Колян догадался, что дымят поезда, и его потянуло на железную дорогу. Вот где найдется интересное дело.

Он решил обогнуть Имандру. Крюк не малый, на два-три дня, но для такого ходока, каким был Колян, и сто верст — не околица.

Ему посчастливилось — в первый же день встретил рыбака с лодкой. Закурили. Колян спросил:

— Можешь перевезти меня на тот берег?

— А ты как попадал на этот? — спросил рыбак.

Берег был дикий, безлюдный, и появление на нем человека без оленей, без лодки удивило рыбака. Колян выложил ему почти всю правду, лишь с самыми малыми умолчаниями: нет у него ни отца, ни матери, тупу занимает школа, и он, бессемейный, бездомный, безоленный, живет где придется, теперь ищет работу.

— Ходи стреляй, лови рыбу. Какая еще нужна работа? — подивился рыбак.

Колян сказал, что накормить одного себя легко, у него остается еще много сил и времени. Куда тратить их? Водку он не пьет.

— Заведи жену, детей! — посоветовал рыбак. — Станет больше дела. Станет весело, шумно, трудно.

— Пока не на чем ехать за невестой, надо сперва завести оленей.

«Парень ищет легкие, скорые деньги на женитьбу», — решил рыбак и перестал донимать его расспросами.

Вытянули невод, перегрузили пойманную рыбу из мотни в лодку и поехали в ближайший поселок — станцию Хибины.

«Мне, знать, никогда не избавиться от Хибин, — подумал Колян. — Здесь схоронил отца, болел, встретил Ксандру, учился… Что будет еще?»

Рыбу сдали в кооперативный склад, и рыбак уехал обратно на свою тоню. Колян остался в Хибинах. Он знал, что самое бойкое место здесь — вокзальная площадь, и пошел туда. Потолкался на вокзале среди ожидающих поезда, потолкался в лавке среди покупателей. Заметил русского парня, который набивал свой рюкзак явно в далекую дорогу и одет был по-дорожному, в крепкие кожаные сапоги, брезентовые штаны и куртку.

Когда он накупился, Колян подошел к нему и спросил:

— Провожать надо?

— Вот поднести надо бы, а дорогу я сам знаю, — сказал парень. — Только ты, наверно, плохой носильщик.

— Я бойкий, сильный, — начал уверять Колян. — Все могу: стрелять, рыбачить, править оленями, делать костер.

— А сколько платить тебе? — спросил парень.

— Табак, спички, соль, чай будет?

— Это будет.

— Больше ничего не надо.

— А кусать что будешь?

— Ружье накормит.