Том 5. Очерки, статьи, речи

Блок Александр Александрович

Мать, мольбу мою услышь, Осчастливь последним браком! Ты венчаешь с ветром тишь, Луг с росой, зарю со мраком. Я тебя чуждался, мать, На асфальтах, на гранитах… Хорошо мне здесь лежать На грядах недавно взрытых. Я — твой сын, я — тоже прах, Я, как ты, — звено созданий. Так откуда — страсть и страх, И бессонный бред исканий?

Для утверждения связи Брюсова с Соловьевым было бы

недостаточно одного этого примера, потому что земля — искони мать и владычица всякого цветения, в том числе и поэзии. Но вот еще несколько чаяний, в которых, несмотря не змеиную скользкость (мысль Брюсова всегда гладка, как чешуя змеи, не сразу дающейся в руки), — мы видим близкое родство поэта с душой философа: стихотворение «К близкой» явно говорит о часе, когда «все мы изменимся». «И что-то новое настанет, и будет прах земли как сон».

Настанет мир иных скитаний, Иных падений и высот, И, проходя за гранью грани, Мой дух былое отряхнет… И вот, как облако, влекомый, Молчанье строгое храня, Я вдруг завижу лик знакомый, И трепет обожжет меня.

* * *

И словно вновь под сводом звездным, С своей бездонной высоты, Твое я имя кину к безднам, И мне на зов ответишь — ты!

У Соловьева: «В эти сны наяву, непробудные, унесет нас волною одной». — «И тяжкий сон житейского сознанья ты отряхнешь, тоскуя и любя».

В стихотворении «Mon neve familier» [127] Брюсов пользуется в качестве «среднего термина» словами Лермонтова: «Люблю мечты моей созданье». Соловьев в поэме «Три свиданья» избрал ту же строфу Лермонтова для выражения высшего напряжения видения. Брюсов:

Не изменилась ты — о нет — с тех пор, Как мальчику явилась ты впервые…

127

«Моя привычная мечта» (франц.).

Соловьев («Три свидания»):

…детская душа нежданно ощутила Тоску любви с тревогой смутных снов.

Одна и та же мечта о неведомой царице, открывающей порою лицо, сопутствует Соловьеву в стихотворении «Нильская дельта» («Дева радужных ворот»), Брюсову — в стихотворении «Царица» («С конки сошла она шагом богини»), «Младшим» («Они ее видят!»).

Вторая половина стихов Брюсова — «трагедия сладострастия» — неотделима от первой никаким внешним анализом — именно вследствие жизненной цельности обеих. Единственным ключом, размыкающим ту и другую, может быть лозунг «memento vivere». [128] Размыкая, встречаешься повсюду с тенью торжества,равно лежащей на «венках — дарах царевны», на черном «как дым» плаще, на безвыходной замкнутости «L'ennui de vivre», [129] на исторических мечтах о льве св. Марка и Наполеоне, на «балладах», на разгуле «фабричных песен». Эта торжественная печать служениясказывается кратко в формуле:

128

«Помни о жизни» (лат.).

129

«Скука жизни» (франц.).

Горе, кто обменит На венок — венец. Горе, кто забудет, Что они — цари!

Незабвенность

служения великому делу поэзии — прерогатива истинного поэта:

Мы плывем, как аргонавты, Душу вверив кораблю. Все мы в деле: у кормила, Там, где парус, где весло, Пыль пучины окропила Наше влажное чело.

Для того чтобы охарактеризовать разнообразие брюсовской музы — от высшего порыва до высшего созерцания — нам приходится указать лишь вскользь на некоторую часть стихотворений. В целом они не поддаются поверхностному синтезу.

Отдел «Предчувствий» наполнен постоянной мечтой об «исходе»:

Пусть много гимнов не допето, И не исчерпано блаженств, Но чую блеск иного света, Возможность новых совершенств!

* * *

Меня зовет к безвестным высям В горах поющая весна, А эта груда женских писем И не жива, и холодна!

В отделе «Исканий» «дума» поэта стремится из цепей воспоминаниясквозь сумрак окружающих тайн, искушений, громад, воздвигнутых на мировых распутьях («Париж», «Италия») — через «долину слез», «чье имя как печаль», на «горный кряж веселости и смеха» — к торжеству над самим собой — опять к тому же роднику кипучей жизни и труда.

Трудно обозначить границы остальных отделов, но они чувствуются постоянно. Пройдя широкой полосой, воды стихов каждого отдела как будто сгущаются и, падая в узкий пролив, затихая или вспеняясь, выносят то к берегу, то в широкое море, где глаз еле различит очертания далеких мачт.

Останавливаться на отделах «литературных» в узком смысле (то есть посвященных какому-нибудь одному «роду» произведений) — не представляется возможности. Пришлось бы цитировать почти все, потому что стихотворения, большей частью вполне совершенные, обыкновенно дополняют и поясняют друг друга.

Из трех поэм, заключающих книгу, самой совершенной является поэма «Замкнутые», в которой, сравнительно с первой редакцией («Северные цветы», 1901 г.), многое дополнено, а кое-что изменено, пожалуй, в ущерб непосредственному вдохновению. Впрочем, мы говорим лишь о нескольких строках.

Повторяем, что исчерпать всю книгу может только большая статья. Лучшее понятие о стихах Валерия Брюсова даст сама книга, изданная к тому же с любовью, изяществом и простотой, достойной содержания, в котором самые тонкие и мучительные вдохновения и мысли переданы простыми и отточенными словами. Эта умеренность и целомудрие — отличительная черта автора, теперь доведенная им до совершенства.

Книга «Urbi et orbi», превзошедшая во всех отношениях предыдущие сборники стихов Брюсова, представляет важный и знаменательный литературный факт. Беспочвенное «декадентство» осталось далеко позади, и путь к нему окончательно загражден…

Начало мая 1904

К.Д. Бальмонт. Собрание стихов

Том I: «Под северным небом», «В безбрежности», «Тишина».

Том II: «Горящие здания», «Будем как солнце». 1894–1904.

Книгоиздательство «Скорпион», 1904–1905

Бальмонт — первый поэт новой русской школы, удостоившийся «Собрания стихов» («Собрание» Минского еще не закончено). Впрочем, это еще не «Полное собрание», по крайней мере — самый ранний «Сборник стихотворений» (Ярославль, 1890) не вошел в эти два огромные, красивые, белые с серебром, тома. И все-таки в первый том вошло много такого, что так странно видеть в неуютном, потерявшем прелесть первоначальности издании. Возьмите майковского Пушкина, — как жестоко смотреть на громадные академические поля вокруг юношеских стихов — даже пушкинских. И «Собрание» Бальмонта, несмотря на изящество, не избежало какого-то налета «казенности», «подведения итогов»; как будто мало предусмотрительная и уже не дрогнувшая рука начинающего прошла по этим листам.