Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
— Это другой китаец, — говорит Бибик, — с бабой. Баба — гарантия культуры.
Я видел наконец первую китаянку, с трубочкой, зачесанную, как их рисуют, с уродливо маленькой ногой. Она уверенно стоит у ворот своей фанзы, окруженная несколькими мужчинами, и видно, что здесь она — капитан своего корабля.
Но как много китайцев: из каждой фанзы выходит семь-восемь взрослых мужчин.
— Это работники — тут хунхузы — меньше нельзя, — объясняет В. В.
Уступая настояниям В. В., мы ночуем у китайцев. После маленьких клеточек
Дом состоит, собственно, из двух: наружного, с воротами посреди, затем обширный двор и другой такой же, саженях на восьми, дом. Мне и Н. Е. отвели большую угловую комнату в фасадном доме. Печи такие же, как и у корейцев, но не во весь пол и с подъемом от полу втрое большим. На этом возвышении стояли два столика, высотой в пол-аршина, с книгами на них. По полкам стен — книги, у стены устроено что-то вроде конторки. На одной из полок стоят китайские лампы, красные китайские толстые свечи. А все в общем напоминало в этой высокой, в темный цвет отделанной комнате кабинет старого Фауста.
Нас встретил учитель, молодой, с тонкими чертами лица, кланяющийся и прижимающий к груди руки.
Он сообщил, что хозяин их уехал далеко, по делам, а жена его, ей только двадцать лет, немного испугалась и ушла ночевать к родным. Но высоким гостям будет доставлено все, чем они богаты.
Потом оказалось, что нас приняли за кого-то вроде хунхузов, и хозяин с хозяйкой предпочли свалить на учителя весь труд приема таких гостей…
Все было прекрасно, и мы радовались, словно никогда ничего лучшего не видали, словно все это принадлежит нам.
— Посмотрите, какие ясли у них для скота. Из лучших они выводят свой скот и ставят наших лошадей.
— Сами рубят солому, и, говорят, сами и на водопой поведут.
— Посмотрите, какая у них кухня, столы какие.
— Сколько у них работников?
— Шестьдесят. Хозяин наш лесом занимается и винокуренный завод имеет.
— Где завод?
Нам показывают на один из одноэтажных флигелей. Мы идем туда. В чистом помещении стоит несколько котлов, сквозь щели пола видно подвальное помещение, видны огни — все чисто, опрятно, поместительно.
— Куда хозяин девает выкуриваемую сулю?
— Меняет жителям на бобы, чумизу — не у всякого охота самому варить водку…
На ужин нам готовится китайская лапша из гречневой муки, а Беседин из нее же варит гречневые галушки на сале, которые мы будем есть, ловя их заостренной палочкой, запивая мучнистой пахнущей салом и луком водой, в которой варились эти галушки.
Словом, сегодня мы едим то, что всякий добрый хохол ест часто и с удовольствием.
А затем сон, все вместе в отведенной нам комнате, с одним караульным в этой же комнате.
7 октября
Сегодня опять вперёд. Все та же долина — корейцы и китайцы.
К шести часам вечера, в десяти верстах от Мауерлшаня. спустились мы наконец на Амноку.
Как и говорил Дишандари, мы увидели здесь китайские шаланды, привезшие сюда соль с устья Амноки. Соль темная, вываренная из морской воды, куплена нами по восемьдесят копеек за пуд.
Местное же население соль не покупает, а выменивает на бобы.
Лодки приплывают сюда по высокой воде и уплывают весной с грузом хлеба, каменного угля, а также и тайно намытого золота.
Каменный уголь в десяти верстах, там же и железная руда; золото по всем оврагам, но с не особенно большим процентом содержимости. Уголь черный, рассыпчатый, по виду кокс.
Лучшего качества уголь вниз по Амноке, в тридцати верстах отсюда и тридцати от берега, там же и железная руда.
Медные рудники прежде разрабатывались китайским правительством, теперь брошены. Железные рудники разрабатывают желающие, производство мелкое — чугунно-плавильное.
Золото добывают хищники, по преимуществу хунхузы, которых поэтому по всей Амноке много. На горах у них всегда стоит часовой, который, завидев какую-нибудь интересную добычу, вызывает выстрелом товарищей.
Тогда они бросают работу, берут ружья и идут на охоту, будь то зверь, человек — что судьба пошлет.
— Не возьмутся ли китайцы отвезти нас к устью Амноки?
— Нет, они приехали сюда, чтоб всю зиму торговать.
— Не продадут ли они свои суденышки?
— Один согласен — пятьсот долларов.
— У нас нет таких денег.
— У них есть лавка, есть пшеничная мука, китайский сахар, свечи, капуста, картошка, лапша вязиговая, пряники.
Мы покупаем все, конечно.
Мука 4 рубля за пуд, сахар — желтый песок — за фунт 50 копеек, свечи сальные 50 копеек за фунт, маленький пряник, никуда не годный — 26 копеек, каменный уголь — 50 копеек за пуд.
Цены, как видите, Кюба, но качество ниже всего, что только можно себе представить. Не удивительно поэтому, что при грузке в 500 пудов туда и 500 обратно они зарабатывают на лодку до тысячи рублей.
— Спросу нет — привозим мало и дорого берем.
Приходилось, очевидно, отказаться от мысли ехать на лодке. Нечего делать!
— Переправляйте в таком случае на корейскую сторону.
Переехали, и было уже совсем темно.
Китаец проводил нас в ближайшую деревню Ходянби.
Услыхав шум, быстроногие корейцы успели уже с семьями и скотом убраться в лес.
Вызывали, вызывали их, клялись и уверяли, что мы мирные люди.
Сперва молчали, потом показался один, поговорил, что-то вскрикнул, и десятки белых корейцев окружили нас и радостно закивали головами.