Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
— Это их пудни (староста) над пятьюстами фанзами.
В дамской беленькой кофточке, дамской шляпе, приседает молодой пудни и предлагает целых пять фанз к нашим услугам.
Мы берем одну, спрашиваем, есть ли овес, куры, яйца, солома, чумиза.
Все есть, и даже рис. Но капусты, картофеля, луку — нет.
Суп из курицы и рисовая каша с неприятно душистым китайским сахарным песком.
— Корейцы любят араса.
— Араса любят корейцев.
— Если бы уведомили старосту,
Высокие гости, грязные, как угольщики, благодарят, просят не беспокоиться и ложатся спать.
Опасность давно миновала, но солдаты при каждом ночлеге выбирают фанзу с удобной позицией.
Даже равнодушный ко всему Хапов, проезжая сегодня днем мимо одной фанзы, сказал с удовольствием:
— Вот хорошая позиция, — место открытое.
8 октября
Сегодня дневка и переговоры с китайцами относительно дальнейшей поездки на лодке.
Вся корейская деревня на этот день переселилась к нашей фанзе и, рассевшись, мирно смотрят на нас; некоторые занимаются своим делом. Один старик подтачивает ножичком приспособление для пряжи, другой кореец, молодой, с греческим лицом, с соколом в руках, шел на охоту, да так и простоял около нас почти весь день.
Староста тут же производил обычный суд и расправу.
Я сначала не знал, в чем дело, но когда привели одного интересного преступника, П. Н. вызвал меня во двор.
Староста сидел на корточках; так же сидел и обвиняемый перед ним.
Обвиняемый — чистенький, нарядный кореец, в безукоризненно белом, в дамской шляпке, из-под которой сквозит волосяная повязка — знак отличия, который надевает каждый, кто имеет достаточно денег, чтоб купить такую повязку.
Кстати сказать, здесь, в Корее, с отличиями не церемонятся, — похвальные листы «Дишандари», «заслуженный стрелок», так подделывать стали, что в Новокиевске открылась целая фабрика их.
Теперь и Дишандари и почетная повязка больше не даются, но и поддельные листы покупаются, и повязки носят все.
Молодой преступник обвиняется в том, что, выкопав на китайской земле жень-шень, лучший продал, а худший только представил корейскому правительству.
Этот худший экземпляр в той земле, где он рос, во мху, был завернут в лубок и лежал перед старостой.
Говорят, жень-шень очень похож на ребенка. Тот, который я видел, имел действительно цвет кожи, но никакого сходства дальнейшего с человеческим обликом не было: скорее узловатое тело уродливого белого паука, величиной с ладонь.
Надо заметить, что кореец обвиняемый — постоянный житель Китайской империи.
Староста кричал пискливым голосом, ругал его рожденным от девушки,
После долгих настаиваний, ввиду запирательства обвиняемого, ему связали сзади руки выше локтей и подвесили к верхней перекладине. Тело несчастного уродливо перегнулось, локти поднялись, лицо побагровело.
Предполагалось, вероятно, и дальнейшее, но я, боясь, не в нашу ли честь усердствует власть, просил при мне не трогать преступника.
Его сейчас же и отвели в тюрьму. Он ушел с той же странной улыбкой, с какой выслушивал все крики старосты и переносил начало пытки.
— Спросите старосту, разве китайская земля принадлежит корейскому императору?
— Но он кореец.
— Но китайский подданный.
— У него здесь брат.
— А если и китайский император требует доставлять жень-шень в казну, то как же быть китайскому корейцу?
Староста смеется:
— Не надо искать жень-шень.
— Какое наказание за утайку жень-шеня?
— Смертная казнь, но он, староста, надеется, что пыткой и розгами добьется от него признания, тогда возвратит корень и ничего не будет.
— Но если он действительно больше не нашел?
— Все говорят, что — нашел.
— Но почему же тогда он продал другим?
— Больше денег дали.
— Зачем же корейское правительство дает меньше, чем стоит вещь?
— Правительство требует от нас известное количество жень-шеня, — откуда же нам взять? Мы давно его стерегли с той стороны.
Какой-то возмутительный произвол, недомыслие, ограниченность во всем этом законе, на котором зиждется между тем одна из крупных статей государственного дохода.
В. В. и П. Н. целый день хлопотали насчет лодки и в конце концов в трех верстах выше нашли старое гнилое суденышко, пять сажен длины, 1 1/4 ширины за 65 долларов. Четыре китайца предложили свои услуги матросов за 50 долларов до И-чжоу, на наших харчах.
Торговались и уже выторговали все, что могли. Оставалось отдать только деньги.
Пошли все на берег смотреть наш корабль. Форма его такая же, в каком ездил Язон, Одиссей, да и величина не меньше. По краям кругом площадка, а кругом высокая в три доски ограда. Внутри четыре отделения, пятое на корме для матросов.
Корабль наш окрашен в черный полинявший цвет и похож на гроб. Мы назвали его «Бабушкой». Обещают идти по шестидесяти верст в день. Вопрос за лошадьми — поспеют ли.
Остальной день проходит в заготовлении запасов.
Купили старую корову за шестнадцать долларов: кожу, кровь и все внутренности отдать хозяину.