Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
— Что он говорит?
— Он говорит: вы все прокляты, другие народы, я до сих пор вас не видел и не хочу никогда видеть.
— Скажите ему, что мы пришли сюда не ссориться, что мы считаем корейцев братьями и до сих пор везде нас встречали гостеприимно, как следует встречать гостей. Когда он к нам придет, мы встретим его гостеприимно. А затем оставьте его и спросите, кто желает нас принять.
— Все желают, кроме этого; его все ругают и извиняются; говорят, что он сули выпил.
Пришел какой-то старик
— Что он кричит?
— Он упрекает этого хозяина, что он до сих пор полагающихся с него дров не доставил для школы, а гостям умеет грубить.
Хозяин после этого ушел к себе, и мы больше не видели его.
Деревушка в восемь дворов, а школа есть.
Конечно, школа — это еще только звук пустой.
Школа и школа. Татары и корейцы тысячелетия обучают в своих школах, да толку мало. Чему учить и как учить?
— Чему учат в школах?
— Женской грамоте, древним словам, как почитать предков, небо, ад, святые горы.
— А знание, ремесло дают в этих школах?
Что-то такое заговорили: бурум, бурум, бурум.
Смеются.
Смеется и П. Н.
— Ничего этого, говорят, нет у нас.
Я вспоминаю нашего предводителя дворянства Чеботаева, он тоже настаивает, что школа должна обучать древнеславянскому церковному пению, но отнюдь не оскверняться разными ремеслами и знаниями: для какого-нибудь англичанина туриста слова нашего Чеботаева так же звенят в его ухе, как в моем звенят эти безнадежно добродушные бурум, бурум, бурум…
12 октября
Сегодня, только что выехав, мы засели на самом перекате и так прочно, что, пробившись часа три, вылезли из воды и греемся теперь на солнце. Послали за лодкой, переедем на берег, будем тащить волоком.
Всю замазку из «Бабушки» выбило, и течет теперь она, как дырявое ведро.
Течь увеличивает осадку; прежде сидела она три четверти аршина, теперь сидит аршин.
Доедем ли и когда?
Наше сиденье на мели кончилось тем, что мы послали за корейцами той деревни, где ночевали, и они, за исключением ругавшего нас, поголовно явясь и раздевшись, полезли в воду и протащили нас по мелкому месту.
Так как денег у нас теперь очень мало, то восемнадцати человекам, помогавшим нам и потерявшим полдня, мы дали только пять долларов, причем около двух долларов из них отходило к китайцу, у которого купили мы канаты, пилу, топор.
Я извинился, что даю мало, а корейцы ответили, что они и этих денег не хотели бы брать, так как пришли помочь своим гостям.
— Скажите им, что я их очень, очень благодарю.
Лодка отходила.
— Скажите, что я желал бы когда-нибудь еще раз увидеться с ними.
— Они просят вас к себе в гости. Корейцы смеются и смотрят на нас.
— Скажите, и я зову их к
— Придем, говорят, — говорят, северные корейцы стали уже постоянными гостями России и они на будущий год тоже хотят идти на заработки к русским. Очень хвалят русские заработки, Говорят, у русских денег много, а у японцев нет. И что японец иногда несправедливо делает, — обманывает, значит.
— Скажите, что, когда мы прощаемся, мы снимаем шляпу.
Когда П. Н. перевел, я снял шляпу, а корейцы руками выражали мне свои приветствия.
— Кричат: счастливой дороги!
— Асинчандо!
— Хе, асинчандо, — весело повторяет толпа, а мы в палящих лучах нашего летнего солнца уплываем вниз туда, где, кажется, горы сошлись и нет выхода.
Я сижу на корме, смотрю туда и думаю под мирный плеск весел: «Не то же ли и в жизни, — вот, кажется, заперло что-то все входы и выходы, и конец всему, — темная ночь, залпы; кажется, ворвались уже ищущие смерти и крови с зверскими выражениями лица…»
Все это уже назади. Только картинка в памяти: в рамке темной ночи горящая фанза и темный лес, освещаемый молнией залпов, и всеми своими изворотами, перекатами и глубинами, берега и горы, притоки и деревни попадают на бумагу.
Я думаю, что если б случилось здесь строить дорогу железную, например, то организация дела должна быть такова: год на изыскания. В этом же году закупка и сосредоточение зимой, в период перевозки, нужных для работ лошадей, скота и запасов: чумизы, кукурузы, рису, ячменя, гаоляна, овса, соломы (сена здесь нет). Закупка постепенная, по пудам, так как запасы ничтожные, да и те кореец ни за что не продаст все сразу. Немножко сегодня, немножко завтра.
Как закваска и школа русский рабочий необходим. Корейцы с большим трудом могут до некоторой степени явиться перевозочной силой. Остальные рабочие в громадном большинстве будут, конечно, закаленные в работе китайцы.
Так как все дело в правильном начале, то, казалось бы, в таком новом деле не следует здесь торопиться и следующий за изысканиями год посвятить этому неспешному началу. А затем, раз клюнет, нахлынут рабочие руки, форсированная работа сама собой явится.
Кра-кра-кра! Это затрещала наша «Бабушка» по камням и так, что я уже думал, что ничего от нее не останется.
Она уцелела, но сваренный для всех суп — на дне лодки, подбирают куски мяса, но дно лодки грязно.
— В холодной воде обмыть — можно есть; чумиза осталась.
Чумиза все: она заменяет и кашу и хлеб. Суп с чумизой, чай с чумизой, завтрак — чумиза.
Иногда кукурузная каша, но ее едят не так охотно, и холодная она отвратительно тяжела и безвкусна.
Под вечер Н. Е. подстрелил утку, и мы подплыли за ней к корейскому берегу.
Вдруг слышим — на китайском берегу пальба и свист пуль мимо.