Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Вершков. Зря ничего не пишем. Я-то знаю. (Пауза). Да.
Хоз (размышляя). Это верно. Вы знаете. А что мне пишут оттуда?
Вершков. Пишут, что им так себе: неудовлетворительно. Прочитай сам вслух!
Хоз (читает с пропусками, злобно бормочет)…Из Москвы получено сообщение… На вокзале вы хотели жениться на известной красавице — пастушке Суените…
Вершков. Я же сам написал. Теперь мировой загадки нету.
Хоз. Ты написал ясно: загадки нету. Пора отсылать, утро наступило.
Вершков. Подпиши. А я дай за секретаря.
Входит районный старичок — с деловой сумкой и с запасом свернутых знамен, сделанных из кумача и рогожи.
Районный старичок. Здравствуйте! Тушите лампу, чего вы здесь сидите!.. Я из райцентра пеший пришел, за соревнованием гляжу!
Районный старичок берет из угла горницы красное знамя, свертывает его, берет к себе, а из своего запаса выделяет рогожное знамя и ставит его взамен.
Вершков. Ты за что нас обижаешь?
Районный старичок. Не заслужили, значит. Обыкновенное дело! (Уходит).
Хоз. Боюсь, Суенита Ивановна раздражаться будет…
Вершков. Это ничто… Надобно, Иван Федорович, что-нибудь народу дать, он не евши, плачет, лежит на земле.
Хоз. Я не слышу.
Вершков. Тут не слушать надо, а думать. Ну, послушай!
Растворяет окно правления. Слышна ругань мужчин и женщин — и редкий, отдаленный плач детей, мирный по своим звукам.
Хоз. Они не плачут, они ссорятся.
Вершков. Они друг друга грызут, это хуже слез. Народ от голода никогда не плачет, он впивается сам в себя и помирает от злобы.
Хоз. Закрой окно. Сколько дней Суениты Ивановны нету?
Вершков (закрывает окно). Девятые сутки ушли.
Хоз. А ты разве не хочешь есть?
Вершков. Нет, я живу от сознания, разве у нас от пищи проживешь?
Хоз. Пойди позови ко мне Ксюшу!
Вершков. Пользы не будет… Но сходить можно. (Уходит).
Хоз (один). Боже мой, жизнь, в чем твое утешение? Надо отчетность в райземотдел кончать…
Приходит Ксеня.
Ксеня.
Хоз. Ксюша! У тебя сердце болит — пусть оно отдохнет.
Ксеня. Это еще что такое за новости такие. А вдруг да ГПУ ребенка моего догонит, а я здесь, значит, лодырничала? Вот так симпатично будет!
Хоз. Ксеня, принеси мне чего-нибудь химического, я ослабел.
Ксеня (укрощаясь). Ну сейчас. А молочка не хочешь? У меня в грудях скопилось, все равно выдавливать на землю буду. Женское молоко полезно.
Хоз. Ну ступай, подои сама себя, принеси в бутылочке. А химию тоже не забудь!
Ксеня. Ладно уж. Без порошков-то жить не можешь!
Хоз. Умру.
Ксеня уходит.
Хоз. Я чувствую тепло человека в этой стране… Отчет в райзо закончен, слава богу. Книги писал, а никогда так не радовался. (Расписывается с размахом). Хороню!
Брань, крики женщин и плач детей слышатся сквозь закрытое окно. Быстро входит Вершков, за ним Берданщик с ружьем.
Вершков. Слышишь, как бормочут? Тебе надо, Иван Федорович, теперь на Берданщика опереться, у него ружье, он районной властью утвержден!
Берданщик. Это зря: ни к чему! Народ только между собой будет злиться, это всегда так, а посторонних он никогда не тронет.
Хоз. Ты, Филька, классовый враг! Народ надо кормить.
Берданщик. Вот верно сказано! Мы, старики, все знаем!
Вершков. А чем ты накормишь его? Только политически! Лозунг выпустишь из ума!
Хоз. Берданщик, возьми его под арест! Ты видишь — кулак проявляется!
Берданщик. Я вижу. Твое руководство работает хорошо.
Хоз. Отведи его в наш тюремный кузов, какой Антошка сделал.
Берданщик. Отведу. А народ кормить ты не раздумал?
Хоз. Нет. Исполняй свою службу!
Берданщик. Сейчас. Иль ты обиделся? (Выталкивает прикладом Вершкова вон). Иди прочь, двоякий человек! (Уходят оба).
Прибегает Ксеня с бутылочкой молока.
Ксеня. Дедушка Иван! Чего-то у нас там делается такое! Все орут, томятся, друг друга раздражают!
Хоз (беря у Ксени бутылочку). Твое молочко-то?