Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
Шрифт:
Какъ пошла отъ него мать, Сережка легъ на брюхо и все кричалъ, до тхъ поръ, пока мать было видно; какъ зашла она зa плетень, онъ пересталъ, повернулся на бокъ и началъ[61] обтирать слезы. Руки вс замочилъ. Обтеръ объ землю и опять зa глаза — все[62] лицо вымазалъ. Потомъ взялъ сухую былинку и сталъ ковырять ей по земл:[63] выкопаетъ ямку, да туда слезъ, а не достанетъ, — поплюетъ. — И долго тутъ на выгон лежалъ Сережка и думалъ свою думу о матери и дяд Федор и о томъ, зa что его дядя Федоръ убить хотлъ и зa что мать прибила. — Онъ припомнилъ все, что зналъ о матери и дяд Федор, и все не могъ ничего разобрать. Помнилъ онъ, что мать здила въ Троицу къ обдн и изъ церкви вывела его и сла у[64] богадльни подъ навсъ съ кумомъ и говорила многое о Федор, о муж, о дтяхъ. Помнитъ онъ, что кумъ все приговаривалъ одно: «Тетушка Марфа! сводныя
Потомъ помнитъ, что двчонки дразнили его Ризуновымъ пасынкомъ, и хотя онъ не понималъ, къ чему клонило, онъ плакалъ, слушая ихъ. А тутъ еще самъ Федоръ убить хотлъ. Во всемъ былъ Федоръ, и онъ ненавидлъ его. Онъ сталъ думать, какъ бы ему извести Федора; убить? отравить? испортить? — Тутъ двчонки съ хворостинами, загоняя скотину, вышли изъ подъ горы. — «Что, али вотчимъ Федька побилъ?» — Онъ молчалъ, они потрогали его. Онъ схватилъ камень и пустилъ въ нихъ — двки стали прыгать и кричать.[65] Онъ бранился, потомъ заревлъ. Бабы прогнали двочекъ. Старшая, Парашка прошла съ скотиной. — «Чего ты?» — Сережка разрвелся и разсказалъ, какъ хочетъ погубить. Парашка сказала, что испортить надо. «Пойти къ ддушк Липату». Странница пришла. Они ей открылись, она научила терпть. Мать погнала скотину загонять. Уложила спать, за нее завалился. —
Посл Покрова женили. Сережка видлъ, какъ одли мать, какъ она выла, какъ пили мужики, и его къ нимъ перевели. Двчонка злая Ризуновыхъ, мокрая. — Разъ пришелъ домой пьяный Ризуновъ. — «Зачмъ обдъ не готовъ?» — «Ты не веллъ ждать, и мы поли». — «Ахъ ты такая-сякая, трегубое отродье накормила. Извстно, такъ вотъ я убью его», — схватилъ топоръ, да на С[ережку]. Сережка обмеръ: «батюшка, дай помолиться». Терпть [?]
** 2.
«Али давно не таскалъ!» — сказалъ мужикъ съ обмерзлыми сосульками на бород и усахъ, входя вечеромъ въ избу и обращаясь къ баб. Онъ только что поскользнулся въ сняхъ и едва удержался о притолку. — «Опять налили снцы, идолы!» — «А ты ушатъ починилъ, чтоли?» — сказала баба. — «Нон бабы 5 разъ за водой ходили, что принесутъ, половина вытечетъ». — «Начинишься на васъ, чертей. Космы повыдергаю, такъ не потечетъ». — Мужикъ пріхалъ изъ лсу не въ дух: караульщикъ засталъ его накладывающимъ молодые дубочки, которыя онъ срубилъ въ господскомъ лс, и содралъ съ него на косушку. Кром того онъ поскользнулся. Баба видла, что дло плохо, и лучше молчать.
[66]Мужикъ молча раздлся, поужиналъ съ семьей. Сынъ, пришедшій съ господской молотьбы изъ села, за ужиномъ разсказалъ новость. Въ риг сказывали — баринъ пріхалъ. — «О!» — сказалъ старикъ. — «Мужики гутарили, опять хочетъ землю отрзать. Къ Посредственнику здилъ. Михайла говоритъ, ничего не будить». — «Какой Михайла?» — «Сидоровъ — грамотный что ли онъ, — сказывалъ, ничего не будеть, потому, — мужики свово планту не покажуть, а когды царская межевка придеть, годы пущай ржуть, — отъ Царя землемръ все укажеть, всю землю отхватють господсткую»...
[67]Старикъ внимательно слушалъ, и бабы замолкли. Василій слылъ зa голову. — «Потому, говорить, комедатраная [?] межевка пойдеть, а на эвту согласія не сдлають...»
Старикъ радостно усмхнулся. — «Съ весны тожъ прізжалъ, — сказалъ онъ, — какъ маслилъ, небось дураковъ нашелъ, — съ чмъ пріхалъ — съ тмъ ухалъ»... Василій продолжалъ: «Михайло сказывалъ, баринъ-то старшину чаемъ поилъ, — слышь, хочетъ тапереча всю землю въ пруценту укласть. Старшина сказывалъ, міръ очень обиждается». — «Охъ, Господи, сказалъ [старикъ], рыгая и крестясь — «креста то нтъ на людяхъ», — и онъ вылзъ изъ за стола. «Завтра сходку собрать велли», — прибавилъ Василій. — Черезъ 5 минутъ лучина затухла, и 12 душъ Семеновой семьи (такъ звали старика) захрапли въ 7 арш[инной] изб.
Семенъ жилъ на хутор, поселенномъ лтъ 15 тому назадъ въ 5 верстахъ отъ села и состоящемъ изъ 4 дворовъ. Баринъ же остановился въ усадьб, въ сел. Баринъ нсколько мсяцевъ тому назадъ[68] неожиданно получилъ это имнье въ насл[дство]. [Онъ служилъ][69] по другому имнію (за 100 верстъ отъ этаго) посредникомъ, и посредникомъ заслужившимъ негодованіе
Теперь баринъ пріхалъ опять съ тмъ, чтобы покончить дло съ этимъ имніемъ, и воспользовавшись
* 3.
Прежде всхъ вернулись въ деревню плотники. — Это былъ сборный народъ: рядчикъ былъ изъ города, а ребята, кто дальнiе, кто сосдніе, двое было изъ этой деревни. —
Плотники подошли къ Родькиному двору (Родивонъ держалъ чай, вино, и на квартиру пускалъ), поклали въ амбаръ топоры и пилы и вышли на крыльцо и на улицу. Одинъ только <высокой, плечистый малый> Лизунъ не входилъ въ снцы, не вытаскивалъ своего топора изъ за кушака и не убралъ своей поперешной пилы и полусаженя, а прислонилъ ихъ къ углу иструба. Лизунъ слъ на низкую завалину у избы, <такъ что высокія колни его доходили почти до плечъ>, взялъ въ свои загорлыя и поросшія волосами руки соломинку, сталъ ломать ее и заплъ псню, такъ складно, громко, что дв старушки у сосдей высунулись посмотрть, кто поетъ. Ребята ждали хозяина къ разчету, кто хотлъ домой идти на праздникъ, кто такъ деньжонокъ попросить хотлъ, а кто такъ посчитаться только. Лизунъ же поутру на работ повздорилъ съ хозяиномъ и вовсе хотлъ разсчета. Наканун хозяинъ къ начальству зa деньгами въ городъ здилъ, а ребятъ Лизуну приказалъ; въ суботу пріхалъ, работа непоказалась ему, сталъ ругаться: «ты, молъ, съ ребятъ магарычь взялъ, вы де мн 25 рублей въ день стоите, а ничего не сработали, да дерево перерзали, оно мн 5 рублей стоитъ». Все это было правда, ребята вс знали, что они половину дня провели въ кабак, куда ихъ свелъ Лизунъ: —
— Коли ты рядчикъ, такъ самъ смотри, а я твоей работы не испортилъ. Самъ теб укажу, какъ работать надо, — сказалъ Лизунъ. Да тутъ же про кашу сказалъ, что ребята голодные отъ обда встаютъ. — Давай разсчетъ; не хочу у тебя работать.
[70]Лизунъ былъ малой молодой изъ Мисодова, только второй годъ женатъ и въ первой на сторон работалъ, a дла своего такой мастеръ, что хозяину указывалъ, и топоромъ ли, долотомъ, пилой всякую работу могъ сдлать и потому въ хозяин не нуждался. — Одинъ из ъплотниковъ слъ подл Лизуна. Лизунъ кончилъ псню и подмигнулъ.
— Такъ то. Аль взаправду разсчетъ возьмешь?
— А ты какъ думалъ, — сказалъ Лизунъ, — кланяться стану? —
— Чтожъ, домой пойдешь?
— А что мн домой идти. Аль свтъ клиномъ сошелся, что окромя на мосту работы нтъ.
— Вишь, мужикъ строиться хочетъ, — сказалъ онъ, показывая на Ермилину избу напротивъ, подл которой лежалъ заготовленный лсъ, — ужъ какъ просилъ, подряжусь, да и поставлю избу мужику, плотниковъ найму. Я гляну, такъ знаю, какъ работу начать.
— Что и говорить, — сказалъ плотникъ. — Однако видно было, что мудрено это ему показалось, чтобы Лизунъ могъ обнять такое дло. —
Старикъ Ермилъ вмст съ рядчикомъ подходили къ Родьк.
— Вишь кособрюхой чортъ, — сказалъ Лизунъ, отвернувшись, но когда мужики подошли ближе и пок[лони]лись, плотники тоже приподняли шапки, а Лизунъ свою[71] новую поярковую шляпу. —
Ермилъ рядилъ плотника построить ему маслобойню. Лизунъ проворно всталъ и толкнулъ локтемъ мужика; «не кончай, дядя Ермилъ, я дешевле возьму». — Дядя Ермилъ оглянулся на Лизуна и на рядчика, который входилъ въ избу. — «Да вдь ты на мосту подряженъ?» — «То на мосту, а теперь маслобойню построю, своихъ ребятъ Мисодовскихъ приведу, противъ его дешевле возьму и какъ должно произведу». — «Дло такое — извстно, — сказалъ Ермилъ, вглядываясь въ новаго рядчика. Онъ недоврялъ ему, видно было. — Только не рядись, а я къ теб приду, спасибо скажешь». —