Том 9. Лорд Бискертон и другие
Шрифт:
Зато теперь все опять превосходно. Миссис Гедж непременно привезет письмо с собой и спрячет его в сейф. Где сейф, он уже установил, а у этого расчудесного Франклина, которого он с каждой минутой ценил все больше, есть знакомый взломщик, готовый в любой момент, стоит только шепнуть ему словечко, вскрыть для него что угодно!
Облегчение сказалось и в походке, сенатор буквально бегал взад-вперед по террасе, когда вдруг заметил молодую женщину, приближающуюся к нему. То была Мэдвей, горничная миссис Гедж. В одной руке она держала книгу, в другой — недокуренную сигару.
Последнее сенатора удивило. В противниках курения он не числился,
Мэдвей подошла ближе, приостановилась, вскинула на него почтительный взор и протянула сигару двумя изящными пальчиками.
— Она вам еще нужна, сэр?
— А?
— Вы забыли сигару в спальне у мадам, и я подумала — а может, она вам нужна?
Сенатор сразу пал духом. Курильщик машинальный и бессознательный, он, пустившись в розыски, забыл про недокуренную сигару. Горло ему заметно перехватило, и он издал слабый хрип, похожий на предсмертный кряк погибающей утки.
— Вас там не было!
— Нет, сэр, я была.
— А я вас не заметил!
— Да, сэр, не заметили.
Сенатор шумно прочистил горло. Очень ему хотелось задать несколько вопросов этой невозмутимой девице, но он чувствовал, что это неблагоразумно. Бросающееся в глаза обстоятельство, которым требовалось заняться незамедлительно, — то, что она видела, как он шныряет по венецианской спальне. Где скрывалась она сама — вопрос второстепенный.
— Х-рм-фх! — неловко выдавил он.
Мэдвей мирно и уважительно ждала его ответа. Нет, думал сенатор, всматриваясь в ее глаза, так ли они полны почтительности, как ему показалось? Девица скрытная. Трудно угадать, что у такой на уме.
— Э… М-дэ… вам, наверное, кажется странным, что я зашел в спальню миссис Гедж?
Мэдвей молчала.
— Дело в том, что у меня хобби… антиквариат. Мэдвей сохраняла невозмутимую безмятежность.
— Такой дом, как этот… исторический, знаете, старинный… подлинный замок старого мира, полон занимательных образчиков… и мне… э… э… очень любопытно. Да, очень. Любопытно… э… любопытно по нему побродить. Н-да, я нахожу это весьма любопытным.
На снежно-белые волосы уселась муха. Мэдвей в молчании разглядывала ее. Сенатор откашлялся снова. Он понимал, что мог бы выступить и поубедительнее.
— Но я понимаю вполне, — снова замямлил он, стараясь добиться хоть слабого подобия той звучности голоса, которая производила такое впечатление на молодых депутатов в Вашингтоне. — Я понимаю, что миссис Гедж, возможно, не понравится… она, возможно, станет возражать… так сказать, удивится, что в ее отсутствие я заглянул в ее sanctum sanctorum. [5] Ну, в общем… буду вам весьма признателен, моя дорогая, если вы ничего ей об этом не скажете. Вот… — Сенатор, перейдя к делу, извлек из кармана купюру, очень надеясь, что это не mille, [6] но опустить глаза и проверить не посмел. — Вот, возьмите.
5
Святая святых (лат.).
6
Тысяча (франц.).
— Спасибо, сэр.
— Значит,
— Да, сэр.
— Понимаете… То есть, понимаете… Вообще-то, с другой стороны, мне лучше бы дождаться миссис Гедж. Она сама, лично, поводила бы меня по замку… Но так как… э… учитывая, что… в общем, лучше будет, если вы… а… хр-м-фр… так вот.
— Конечно, сэр.
Такая покладистость покорила сенатора. Тактичность в ситуации, чреватой неловкостью, полностью восстановила его благодушие. Теперь он не возражал — ладно, пускай хоть и mille. Он испытывал глубочайшую доброжелательность, и ему казалось, что небольшая любезность — чисто отеческая, разумеется, — придется сейчас весьма кстати.
— Вижу, вы с книгой…
— Да, сэр.
— Любите читать?
— Да, сэр.
— Наверное, когда миссис Гедж в отъезде, у вас много досуга?
— Да, сэр.
Сенатору она нравилась все больше и больше. Как привлекательна в конце концов эта почтительная манера!
— Что же мы читаем? — осведомился он голосом, практически равноценным похлопыванию по руке. — Любовный романчик?
— Нет, сэр.
— А что, не любите романов?
— Нет, сэр. Я в них не верю. Мужчины, — в голосе ее впервые пробилось какое-то чувство, — такие обманщики! Ух, эти мужчины! И эта самая любовь! — совсем уж горько воскликнула Мэдвей.
Сенатор съежился, не желая влезать в трагедию, на которую намекали и слова, и тон.
— Детективная, значит, история? — сказал он, мельком уловив картинку на обложке: мускулистый джентльмен в маске сражается в джиу-джитсу с большеглазой красоткой, явно не подозревая, что из-за шторы на заднем плане высовывается рука с револьвером. — Триллер?
— Да, сэр.
— Что ж, не буду вас задерживать. Наверное, вы дочитали до самого интересного места?
— Да, сэр. Преступники как раз пытаются взломать сейф и не подозревают о том, что девушка, которую они принимают за горничную, на самом деле сыщик Джанис Деверо. Доброго вам здоровья, сэр.
И она отправилась своей дорогой, грациозно ступая по дерну. Сенатор Опэл глядел ей вслед, пока она не скрылась из виду, и не потому, что любовался ее изяществом. Чудовищное подозрение закралось ему в душу.
— А, черт! — воскликнул он.
В его смятенные размышления ворвался веселый говор. На террасе появилась его дочка Джейн в сопровождении молодого Франклина.
Легкое замешательство, препятствовавшее вначале вольной болтовне между Джейн и Пэки, не продержалось долго. Теперь они пребывали в превосходнейших отношениях, и сенатору, услышавшему их болтовню, показалось, что более отвратительного треска он в жизни не слышал.
— Эй! — резко крикнул он. Любое веселье в подобный момент его возмущало.
Беззаботные голоса моментально оборвались. То, что сенатор Опэл пребывает в душевном смятении, не ускользнуло бы на таком близком расстоянии ни от кого. Джейн встревожилась — она любила отца. Пэки удивился — для него было откровением, что сенатор может так нервничать. Пэки воспринимал его как человека из стали, невосприимчивого ни к каким слабостям.
— Папа, что случилось?
Сенатор окинул окрестности заговорщическим взглядом. За исключением лягушки, выпрыгнувшей из кустов и смотревшей странным апоплексическим взглядом, каким обычно смотрят лягушки, словно бы гадая, что же теперь делать, вокруг не было ни души. Тем не менее сенатор понизил голос до сиплого шепота.