Том Марволо Гонт

Француз Михаил

Я влез в его голову, чтобы взломать ночной блок, наложенный на его память дежурным Обливейтором. Зачем? Не знаю. Но я привык быть честным с друзьями. А с Дунканом дружеские отношения я хочу сохранить. Он один из тех людей, которых я глубоко уважаю. Один из тех людей, что способен принять меня таким, какой я есть.

Обливэйтор, ставивший блок, оказался дилетантом, а сам блок – халтурой. Недаром все утро Маклауд был погружён в свои мысли: наложенные воспоминания конфликтовали с общей структурой его памяти.

Легкий щелчок пальцев, как триггер, выводящий его из состояния

легкого транса, и Дункан распахивает глаза.

– Что это было, Том?! – полными смятения глазами уставился он на меня. – Почему… – затем замолчал, задумался, нахмурил брови, опустил взгляд и снова поднял его. – Зачем?

– Не знаю.

– Ты же нарушаешь сейчас ваш закон. Тебе это может грозить неприятностями.

– Ну и что? Я и так заочно приговорён к Поцелую Дементора. Статьёй больше, статьёй меньше – особой роли не играет.

– Но зачем? Для чего это тебе? Так раскрываться передо мной? Раскрывать существование целого мира, спрятанного у нас под носом?

– Ты ведь умеешь хранить секреты? – лукаво прищурился я.

– Есть такое дело, – ухмыльнулся Маклауд.

– Я в очень трудной ситуации, Дункан, – вздохнул я. – И мне совершенно не с кем посоветоваться… выслушаешь?

– Конечно, – серьёзно кивнул головой он. – На то и нужны друзья.

– А ты все еще считаешь меня другом? Несмотря на то, что обо мне узнал? – с надеждой и одновременно страхом поднял я глаза на него.

– А что я такого узнал? Что ты маг? Точнее был магом? У всех свои недостатки.

– То, что я убийца. Террорист. Что за мной тянется шлейф из тысяч трупов. И не только мужчин, – осторожно уточнил я.

– Но ты ведь пытаешься измениться?

– Пытаюсь, – признал я. – Но как-то хреново выходит. Вот и вчера: я привычно убил десять человек, даже ни разу не задумавшись о поиске другого пути решения. Сделал так, как делал всегда.

– Ты защищался. Защищал ...свою семью. Я ведь правильно понимаю, что Лили с сыном ты воспринимаешь семьёй?

– Да. Я вырос в приюте… и нет… Дзен, как же всё сложно!

– Расскажи. Поделись. Может быть поймешь себя лучше.

– Я… на самом деле я родился в девяностых годах в России. Учился в обычной школе, ходил в секцию Кунг-фу, затем поступили в институт, был обычным студентом, каких на земле миллионы… а потом что-то случилось. Я уснул в своей кровати, дома, а очнулся на цепи в подвале в 1774-ом году, в детском теле с потрясающими способностями… Я был бессмертен не как ты. Я мог потерять голову и выжить, меня можно было разорвать или разрезать на десятки кусков, из которых бы я всё равно восстановился, при условии, что их свалят одной кучкой… – я рассказал ему всю свою историю. От самого побега из дома, до той ночи, когда “проснулся” в собственном теле глядя на висящего в воздухе себя. Я говорил. Я никогда в жизни так много и долго не говорил. А он слушал. Не перебивал. Маклауд умел слушать. Не осуждал, не вскрикивал, не округлял глаза. Слушал.

– …я очнулся в теле самого страшного и кровавого Тёмного Мага столетия, хоть это и спорное утверждение: Гриндевальд тоже белым пушистым хомячком не был. Кто из нас страшнее, еще можно

было бы поспорить.

– Гриндевальд? Кто это? – нахмурился Дункан.

– Тот, кто стоял за Гитлером. Чьей марионеткой тот был. Тоже Тёмный Маг. И тоже Великий. Он устроил войну не только в маггловском мире, но и в Магическом. Мечтал всех осчастливить… Сейчас сидит в заключении в Нурменгарде.

– Занятно, – хмыкнул Маклауд.

– Понимаешь, я не просто очнулся в его теле, как было в 1774-ом с Саблезубом. Я как будто прожил всю его жизнь сам, от начала и до той ночи. Я помню все те убийства, зверства, мерзости, подлости, что совершал. Я с огромным трудом и только условно, умозрительно могу разделить “Его” и “Себя”. Это само по себе тяжело. Не представляешь: меня мучает совесть за то, чего я даже не совершал сам… или совершал? Я даже в этом до конца разобраться не могу…

– И что было потом? – спросил Дункан. Спросил, а я рассказал. Рассказ вышел не очень длинный, так как прошло здесь не так уж и много времени.

Когда я подошёл к событиям прошедшей ночи, то замолчал. Молчал и Маклауд.

– Трудно во всё это поверить, – вздохнул он. – Но после вчерашнего я готов поверить уже чему угодно.

– Что мне делать, Дункан? Как быть? – поднял в очередной раз глаза на него я. – Убить женщину, чьего сына с его женой до полного разрушения личности запытали мои подручные. У которой остался только внук… Женщину, достаточно могущественную, чтобы в кратчайшие сроки найти и отправить за моей головой отряд наёмников. Женщину, которая не успокоится, и все равно будет мстить? Это логичное решение. Простое решение. Выполнимое, хоть она и укрыта в древнем, отлично защищенном замке, откуда крайне редко выходит. Я уже сейчас, навскидку могу предложить несколько рабочих схем её устранения…

– Но ты не хочешь её убивать? – спросил Маклауд.

– Не хочу. Я вообще не хочу кого-то убивать… Те десять наёмников… я убил их так легко и привычно… Я не знаю, Дункан. Я запутался. Ещё эта потеря магических сил… Пророчество… Всё так сложно! – впился пальцами в свою голову под волосами я, словно пытался руками удержать внутри неё свои мысли.

– Ты можешь просто сбежать ото всех. Спрятаться. Ты ведь это умеешь, – сказал Дункан.

– Могу. Спрятаться не сложно. Но ведь рано или поздно найдут. Точнее сам “засвечусь”, потому что не умею жить незаметно. Из-за этого всегда старался разобраться с проблемой сразу, встретить опасность лицом к лицу, не ждать, пока она сама меня догонит.

– Да уж, – вздохнул Маклауд. – Тебе бы с Дарием поговорить, а не со мной…

– Монахом я уже был, Дункан, – улыбнулся я. – Монахи советуют смиряться. Я говорю с воином. И совета спрашиваю у воина. У тебя. Как бы ты сам поступил в этом случае?

– Я… – надолго задумался Маклауд. – Я положился бы на Божий Суд, если бы мстил мужчина, – сказал по прошествии времени он.

– Но мстит женщина. И ей есть за что мстить!

– Я бы встретился с ней, Том, – наконец обрел свою обычную твердость Маклауд. – Не стал бы бегать и прятаться. Не стал бы убивать исподтишка. Просто пришёл бы к ней. Сам.