Тонкая грань. Курьер
Шрифт:
–Тихо!!! – он затащил её в тень дерева и хорошенько встряхнул: – Совсем спятила! Что орешь?!
И все же он был рад. Рад, что появился Посыльный, что «псов» пока не видно. И самое главное: ночное коловращение мира прекратилось. Скорее всего произошло это благодаря ее дурацкому "ЭЙ!". Ну и ладушки. И все же он впился в нее глазами:
– Ты ничего не заметила?
– Нет…
Теперь она задрожала, как осиновый лист, подозревая себя в каком-то ужасном проступке. Он мог испугать человека. Что-то ВЫХОДИЛО из его организма, что-то нематериальное, но вполне конкретное, наваливалось черной тучей на людей, заставляя их поджилки трястись от ужаса. Он втянул запах и поморщился:
– Я хотел сказать: у тебя не кружилась голова или что-то в этом роде?
– Нет. – Она освободилась от его неудобных объятий, раз и навсегда прицепив на Курьера ярлык «опасный идиот». – У меня ничего не кружится, и, вообще, нельзя ли помягче!
Помягче?! Он бы захлебнулся от смеха, если бы курорт-соня позволил громко хохотать. Помягче… Он хотел рассказать ей, что видел как звезды упали к его ногам, что идет Апокалипсис, и что «…завтра грянет чума, и пойдет пировать, поджигая дома. Всем раздаст по кресту и на страшный суд отправит строем». Неужели она слепа и глуха, или послание было столь индивидуальным, что только Курьер мог его слышать? Ничего, завтра, когда настанет Египетская Тьма, реки потекут вспять, каменные гаргульи расправят крылья, Великий Мао встанет из могилы, и, собрав армию зомби, пройдет маршем по планете, он будет тем, кто, злорадно потирая руки, вечно ворчит: «А ведь я предупреждал!»…
Впрочем, он сам не верил в Апокалипсис. Это слишком просто. Кресты, убиенные младенцы, терзания плоти и наказание Божие, – это для мазохистов. Власть Сатаны, полчища саранчи, змеи и драконы, – это точно изобрели прожженные садюги. Вряд ли что-то произойдет в реальности. Человеческая глупость воистину неистребима, а пока она есть, то мир, закрученный вокруг нее, никуда не денется. Земля не провалится в ад, ибо нет такого ада, который выдержит теток, подобных той, что сейчас стояла перед ним.
– На! – Она презрительно сунула пакет.
Посылка для Курьера. Небольшой пакет, сантиметров пятнадцать, коричневая мягкая бумага. Тяжелый, но не слишком плотный. Что там: наркота, лунный грунт или прах усопшего местного авторитета? Он никогда не открывал Посылки, это был ЗАКОН. Меньше знаешь, дольше живешь. Поначалу мучило любопытство, но, где-то через год Курьер потерял интерес к человеческим отходам, просто отвозил Посылки и получал деньги, упаковка оставалась неприкосновенной. Всегда. И каждый раз он молил, чтобы это была не бомба или ядерные отходы. «Будет тикать, – выкину!» – шутил он с Посыльными и видел вымученные улыбки на их лицах. Наверно, им было глубоко безразлично, бомба там, или что ещё… Их страх был поддельным: в конце концов, не им же тащиться с пакетом под мышкой всю ночь на автобусе, или потеть холодными водопадами на таможне в аэропорту.
Он принял пакет аккуратно, но без лишнего внимания. Хотел промолчать, но без последней нотации не получилось:
– Во-первых, за нами следили. Там, на вокзале, двое ребят в зале ожидания. Ты должна была их узнать: квадратные лица и особый блеск в глазах: ОХОТНИКИ. Ты поленилась их заметить, курица. Во-вторых, если я ушел с вокзала, за мной НЕ НАДО ИДТИ, это понятно? Надо убраться с открытого места, засесть в местных кустах и заниматься чем-нибудь полезным: носик пудрить, например. И ЖДАТЬ. Ждать, пока я сам подойду. И, в-третьих, будь бдительной, обращай внимание на то, что происходит в мире. Ты совсем не слышишь моря, города, воздуха…
…Да, и тебе не падают звезды к ногам, и потусторонние бабочки не дохнут в твоем чреве. С тобой все в порядке, слишком
Он замолчал. Она не поняла ничего, кроме того, что этот курьер конченый параноик. Может, так оно и было?
– Пакет должен быть в месте назначения завтра.
– Я знаю, детка. Но я задержусь. Передай своим ребятам, что на вокзале меня ждали «доберманы». Они поймут, о чем речь. Я сейчас возьму такси и доеду до первой станции, а там сяду на проходящий автобус. Всё, иди, и больше не дури.
Ему очень-очень хотелось доехать на такси до самого дома. И никаких пыльных, пропахших бензином и ворами автобусов. Никаких остановок на убогих станциях с вонючими сортирами, никаких перекуров и чемоданов. Но такси было мышеловкой для курьеров, – именно в такси их и брали, именно там их грабили. Именно в такси и стреляли. Если уж и взлететь к Небесам, то не от взрыва бензобака, решил он один раз, и никогда не изменял принятому решению. Это помогало ему быть ЖИВЫМ.
Он накинул капюшон и пошел к трассе, даже не попрощавшись с морем. Та тонкая нить, что привязала его к курорту-соне, оборвалась сегодня на вокзале. Та тонкая грань, которую он был готов переступить, слившись со стихией, отдалилась в неизвестность. Он бы заплакал, если б вспомнил, как это делается.
***
Нырнул в черную пасть автобуса; темно и тепло – то, что надо, как в норке. Еще бы чашку горячего шоколада и красивую эротику по видео… Он продрог, ожидая запоздалый транспорт к дому. Сначала стоял на пустой ночной трассе, вглядывался в совершенно черное пространство, потом стал пританцовывать, напевая полумолитву-полустих: «Где же ты, мой милый автобус, я твой транзитный пассажир». И вот, когда «милый» наконец появился, тихо урча мотором, Курьер был откровенно рад. Он бы даже поцеловал пыльные шины, если б проклятые приличия позволяли.
Большая часть пассажиров спала. Им снился дом и удобная кровать, деньги и секс, ад и море, дети и волки. «Это хорошо!» – сказал он, растирая пальцы, чтобы кровь в них снова ожила. Сел на пустое сидение. Соседей впереди не было, сзади дремал какой-то небритый дядька. Несколько отчаянных курильщиков выползли из брюха Икаруса, но быстро вернулись, – ветер и холодные снежинки напрочь отморозили все их желания. Он разместился на двух сидениях. Готовился заснуть, не снимая кроссовки, кутаясь в легкий куртец, ожидая, когда придет тепло, но затылок и шея упирались в холодное стекло, и тело мелко задрожало. Там, в середине живота, где билась крыльями-лезвиями мертвая вокзальная бабочка, образовалось странная пустота. Некий сосуд, готовый быть заполненным. Только вот чем?
Он пытался поесть на станции, но так и не смог ничего проглотить: пирожок пришлось отправить в мусорную корзину. Наивный, думал, что голоден, но все было куда сложней. Если образовавшийся «сосуд» и надо было заполнять, то чем-то БОЛЕЕ КАЧЕСТВЕННЫМ, чем дорожный пирожок с картошкой. Может манной небесной? Или энергией звезд? Он не знал. А бабочка умерла и спросить было не у кого. Так что, мистер Кроули… отложим магию до лучших времен.
Он через кожу впитал атмосферу автобуса: запах, энергию, тепло и грязь, – «доберманами» не пахло. Дети, шумное семейство на задних сиденьях, грустная, усталая от жизни женщина справа от него, сонные студенты с наушниками в ушах, – обычный контингент для Икаруса. «Доберманы» остались в матрице курорта-сони, тереть до боли глаза, высматривая жертву, и лакать колючие снежинки, падающие на язык. Возможно им достанется от босса; возможно они разозлятся не на шутку, но они потеряли Курьера, и это факт. Как и все псы, они не слишком хитры и проворны, лиса машет хвостом у них под носом и удирает в нору.