Тонкая структура
Шрифт:
— Ты не социолог.
— А ты? Я чем только не занималась. Времени у меня было достаточно.
— Твоя голова всегда была приспособлена для понимания научных истин. Не людей.
— В моей голове мусора не меньше, чем на всей этой планете.
БУМ.
— Это последняя, — замечает Анна.
Механизм постепенно переносит заполненные новыми данными пластины в их первоначальную колонну и с лязгом возвращается в нейтральное положение. Каждую деталь этой машины потребуется прочистить, откалибровать, проверить и вернуть в исходное состояние. Затравочные программы для серверной фермы придется переустановить, используя сырые двоичные данные. Но времени на это будет более, чем достаточно. А Митч в этом деле уже
Закончив работу над яйцом, Митч начинает собирать инструменты. — Есть что сказать напоследок?
— Каждый раз, когда мы это делаем, гибнут люди.
— Я знаю.
— Не напрямую. Но кто-то будет в самолете. В больнице. В открытом море. Когда исчезнут все знания.
— У тебя есть идеи получше? И я спрашиваю на полном серьезе. Если есть, значит есть, и все по-честному, я готов выслушать. Но мы ведь так долго об этом размышляли. Если бы более удачное решение существовало, мы бы его уже нашли. Наверняка. Мы не можем отнять у них способность к обучению. Ни силой, ни убеждением, ни селекцией… Для этого нам пришлось бы непоправимо извратить человечество как вид, а следующими на очереди были бы «нулевой закон» или Золотое правило, называй как угодно, потом — наш план, и тогда все жертвы — сколько их там, шестьдесят тысяч миллионов? — оказались бы напрасными.
Митч вставляет в яйцо последний из компонентов и подкатывает его к краю платформы. — Они живы только благодаря нам, — добавляет он. — Большинство из них бы просто не появились на свет.
Он делаешь шаг назад и, как следует толкнув яйцо ногой, перекидывает его через край. Удерживающие кабели натягиваются, и исчезая в темноте, оно неторопливо и бесшумно описывает в воздухе полукруг.
Проходит почти полминуты, прежде чем маятник возвращается к ним в первый раз, медленно приближаясь по восходящей дуге — достаточно близко, чтобы его можно было коснуться вытянутой рукой в верхней точке траектории.
— Но это еще не значит, что мы поступаем правильно.
— Так чего ты хочешь? — спрашивает Митч. Он оборачивается и смотрит ей в глаза. — Хочешь поступить правильно? Хочешь, чтобы в конце тебя каким-то образом привлекли к ответственности?
Анна ничего не отвечает, но слова Митча весьма близки к правде, и он он это прекрасно понимает.
— Я не могу тебе помочь, Анна. Теперь ты управляешь этим миром.
Когда маятник начинает приближается к верхней точке во второй раз — в этот момент он настолько мал, что теряется посреди темноты — что-то внутри него издает щелчок, и яйцо испускает яркий импульс белого света. В течение одного цикла компоненты на его заостренном конце пульсируют лиловым и ультрафиолетовым светом, а затем, когда маятник начинает свой третий оборот, яйцо щелкает еще раз и, наконец, отключается.
Глава 19. Режим отказа
Всем, кого это касается:
Не знаю, известно вам это или нет, но на окраине города Тусон в Аризоне есть гигантское здание, сделанное из цельного куска камня. Как будто кто-то взял целую гору, сбросил ее на границе легкоиндустриального парка и, отколов лишнее, изваял из нее скульптуру, своей формой идеально напоминающую современную исследовательскую лабораторию довольно-таки прилизанной архитектуры, после чего добавил к ней указатели, парковку и, быть может, окружил дорогами и тропинками. Похоже, что это самая большая каменная скульптура в мире. Ее вес превышает миллион тонн.
Скорее всего, вы не имеете ни малейшего понятия о ее назначении. Как и о том, откуда она взялась. И что стало с первоначальным зданием.
Это при условии, что камень не провалился под собственным весом и на ее месте теперь не зияет
Мне кажется, со Вселенной что-то не так.
Прилив адреналина Эдриан Эшмор успевает почувствовать еще до того, как падает на пол. Свет погас, а стул исчез прямо у него из-под ног; побег из тюрьмы среди белого дня? Нет. Абсурд.
Он падает не на тот пол. Тонкий ковер, вместо кафельной плитки, которой выложена тюремная столовая. Пошарив в темноте, он находит стену там, где ее быть не должно, и тогда его осеняет.
Его осеняет.
Кто-то врезается в него в полной темноте. — Кто здесь? — спрашивает женщина, ощупывая его руку и помогая ему подняться. — Извините! Мне кажется, сработал аварийный выключатель или вроде того. — Напускная жизнерадостность.
— Кто вы? — спрашивает Эшмор.
Она называет ему свое имя. Он называет свое. И тут она замирает как вкопанная. Эшмор слышит, как она, резко ахнув, пятится назад, шаркая по полу. Мари знает, что он должен быть в тюрьме. Знает, что Эшмор присутствовал как минимум во время одного из провальных экспериментов по телепортации. А еще она втайне понимает — пусть и не позволяла этой мысли дойти до собственного сознания — что сейчас середина дня, и даже если здание полностью обесточено, а небо закрыто облаками, какая-то часть естественного освещения все-таки должна была проникнуть в штаб-квартиру Майкельсон Груп.
Эшмор слышит, как все эти факты складываются в единую картину в сознании Мари и пытается ее отвлечь, заставив сосредоточиться на другом. Схватив ее за руку, он говорит: «Хорошо. Вы должны прямо сейчас отвести меня в зал управления».
Но прикосновение вызывает у нее приступ паники, и с криком «Отойдите от меня!» она поспешно скрывается в коридоре.
Я верю, что в основе Вселенной лежит ряд фундаментальных принципов. Принципов, которые, как я считаю, человечество может в полной мере вывести логическим путем. Однажды, несколько лет тому назад, я обнаружил во Вселенной некий изъян, своего рода свисающий кончик нити, и попытался за него потянуть. Вмешивался ли я в работу сил, которые не понимал? Безусловно. Именно такое задание было поручено и мне, и многим другим людям. Мы действовали с осторожностью. Мы шли на это в попытке понять, о чем именно ведем речь. В этом мы, по крайней мере, убеждали самих себя.
Судьба благоволила нам, дав возможность почерпнуть вдохновение сразу из нескольких источников. С опорой на разные точки зрения. Но все было не так просто. Мне и моим коллегам пришлось возвести целые небоскребы теории, прежде чем в нашем распоряжении оказалось нечто достаточно надежное, способное стать основной для реальной машины.
Наука, впрочем, никогда не развивается ради самой себя. Пусть на деле все должно быть иначе — мне бы и самому этого хотелось, — но просто представьте себе потенциал: возможность за секунду с четвертью преодолеть расстояние от Земли до Луны, не пересекая разделяющего их пространства. Или оснастить подобным устройством космический телескоп, предназначенный для улавливания фотонов, испущенных другой звездной системой, чтобы таким образом изучать их вблизи, не покидая земной орбиты. Какие бы двери открылись перед нами, если бы имели доступ к телепортации? Если бы мы связали весь мир воедино, сделав так, чтобы все люди стали соседями? Насколько лучше стала бы наша жизнь? Мы ведь и правда мечтали о чем-то подобном. Строили грандиозные, немыслимые планы. — Через двадцать лет все изменится, — говорили мы.