Тонкий профиль
Шрифт:
Была ли это грубая самодеятельность мастера или же сам Коньков изменил свое распоряжение, осталось для Виктора загадкой. Но чувство стыда, которое Терехов тогда испытал, долго не покидало его. Он, специалист с дипломом, инженер, только потоптался около пилы, почувствовав себя вдруг маленьким, робким, неуверенным. И, странное дело, в тот день Виктор не нашел в себе силы возразить мастеру или же поспорить с ним. Так он и не выполнил задания начальника цеха.
Прошли день, два. К пиле Виктора так и не допустили, зато вскоре Коньков предложил ему другое задание.
— Займитесь стыкосварочной машиной, — сказал
— А меня к ней подпустят? Это все-таки главное условие, — уже тверже сказал Виктор.
— Да, идите, — кивнул Коньков.
У стыкосварочной машины "барахлила" электрическая часть. Виктор сидел у машины чуть ли не сутками. Наконец нашел неисправность, устранил, машина начала работать.
Третье задание Терехову давал уже не Коньков, а начальник смены. Виктор пришел к нему спросить, что ему делать. Конечно, он понимал, что проходит своеобразный испытательный срок, но так ли надо организовывать испытание? Удивительным казалось впоследствии, что оше-ломленный таким суровым приемом он тогда психологически даже не рассчитывал на постоянную инженерную нагрузку. Приходил за очередным заданием, не зная, что будет дальше.
— Разберитесь с формовкой на второй клети, — предложил ему начальник смены.
На второй клети плохо сваривалась труба, на стальном ее теле появились странные вмятины. В цехе не могли понять, откуда и почему они возникают. Сам Коньков долго ходил вдоль стана.
Виктор чувствовал на себе внимательные взгляды рабочих, волнуясь, ходил вдоль стана, присматривался к этим чертовым вмятинам и ничего не мог понять. Наконец его осенила простая мысль: зайти с другой стороны стана. Тут Виктор и увидел навар шлака на валках. Он смерил расстояние между двумя вмятинами — оказалось, оно равно трем миллиметрам. Такое же расстояние было между бугорками шлаковых наваров. Значит, они и создают вмятины?
Виктор показал расчет Конькову.
— Да, точно, — сказал он. — Молодец! — и уже иными глазами посмотрел на Виктора. Внимательно, изучающе. Виктор почувствовал: его начинают уважать.
Первый успех окрылил. Он принес с собой уверенность в своих силах и ту радость, которую дает это ощущение. Виктор ходил веселый, в приподнятом настроении. Но преждевременная уверенность часто приносит неудачу. И она не замедлила явиться.
Существовала в цехе печной сварки труб такая простая на вид, но вместе с тем сложная операция. Надо было заправить в валки первой клети раскаленную, летящую с огромной скоростью ленту штрипса. Заправить вручную, клещами.
Обычно операцию проделывал опытный, старший вальцовщик. Но ободренный первым успехом Виктор решил проделать это сам. Он стал заправлять конец штрипса и неправильно взялся за клещи. Всего-то! Но этого было достаточно, чтобы лента заформовалась неправильно, как говорят рабочие, "вверх тормашками", и выбила формовку на всем стане.
Три часа пришлось вырезать автогеном застывшую, испорченную ленту штрипса во всех клетях.
— Не умеете, не лезьте! — кричал на Виктора Коньков. — Вечно тут с такими сопляками морока!
Коньков разбушевался и долго не мог успокоиться. Все ворчал, все ругался. Вот тогда-то Виктор и решил научиться всем рабочим операциям в цехе. Чтобы уметь все делать самому во что бы то ни стало!
С этого дня Терехов начал
Но Коньков не понял его порыва.
— Вы кто — рабочий или инженер? Вы нам тут такую моду не вводите, чтобы инженерам по две смены болтаться в цехе! — выговаривал он Виктору. — То же мне… Свое, порученное дело лучше выполняйте.
Виктор выслушал нагоняй, молча ушел. Странным все-таки человеком был начальник цеха.
Долго и с трудом Виктор налаживал с ним сносные отношения. Да и не только с ним. Отношения с рабочими складывались тоже не просто. На первых порах Виктор допустил грубый психологический просчет. И раз, и второй выпил в компании с подчиненными. Казалось, это верный путь сближения с ними: посидеть за бутылочкой, раскрыть душу, выслушать искренние излияния, быть простым, рубахой-парнем, ничем не выделяться. Куда как лучше!
Отрезвление пришло позже. Когда однажды мастер, товарищ по пьяной компании, принес прямо в цех пол-литра и, конечно, рассчитывал на безнаказанность. Виктор был поражен. Так вот какой "авторитет" заработал он среди рабочих!
Отправив мастера домой отсыпаться, Виктор долго не мог найти себе места. И некому было пожаловаться, и некого было ругать, кроме себя.
Как раз именно в этот период его жизни случилась с Тереховым история, едва не закончившаяся для него трагически. Сам он называл ее потом "жестоким уроком по технике безопасности". А я думаю, что смысл и значение ее для Виктора были куда глубже. Это был суровый урок на всю жизнь.
Произошло все в ночную летнюю смену, на рассвете. Стан временно не работал. Виктор, не торопясь, шагал по пролету и обдумывал, как ему поскорее погрузить в вагоны уже готовые трубы. Обычно трубы грузили мостовым краном, который получал электрическое питание от троллея — протянутых высоко под потолком цеха голых проводов с током высокого напряжения. По ним, как дуга трамвая, двигались медные щетки мостовых кранов.
Для того чтобы пустить нужный ему кран, Виктор подошел к распределительному щитку и включил рубильник. Он не посмотрел в эту минуту на потолок цеха, а мастер, находившийся неподалеку, не предупредил его, что там, наверху, работают электрики, ремонтируют троллей. И едва Виктор включил рубильник, как кто-то из рабочих, заметивших это, отчаянно закричал на весь цех: "Человека убило!"
Похолодев, Виктор рванул на себя рубильник.
Должно быть, электрик, молодой парень, родился в рубашке, ибо, как выяснилось потом, он буквально за несколько секунд до включения рубильника отошел от голого провода в сторону. Позже Миша — так звали электрика — рассказывал Виктору, что ему почудилось в ту секунду, будто бы кто-то негромко позвал его. Удивительно! Просто какая-то телепатия! А не будь этого внутреннего голоса, этого интуитивного движения в сторону от троллея, веселый электрик Миша, которого хорошо знал Виктор, уже был бы мертв.