Торговец Иллюзиями
Шрифт:
Над папертью висел запах соленой рыбы и жареного мяса, долетавший из таверны, которая соседствовала с собором Сент-Мишель. По темной стороне улицы Мулен медленно брела дородная женщина, тащившая в руках два огромных бидона со свежим молоком.
Уловив тонкий аромат свежего сена, парного молока, мягкого белого хлеба, травяной запах огурцов и хмельной – пива, человек, проделавший долгий путь из Шанвьери в Порт Д’Омбр, почувствовал, как заныло в желудке, и тяжело сглотнул слюну. Он стоял точно посреди улицы Мулен и невероятно мешал спешащим на рыночную площадь людям, для которых казался каменной
Наконец, человек из Шанвьери увидел на углу площади лавку пекаря и, подобрав оглоблю своей тележки, бодрыми шагами под грохот деревянного ящика, тащившегося за ним, направился туда.
– Хлеба, друг мой! – громко сказал он, остановившись у прилавка и вынув из кармана две монетки.
В этот момент на плечо мужчины, тихонько каркнув, опустился сизый ворон.
– Подайте, Христа ради! Люди добрые! Бедному! Хромому! Слепому! Подайте на пропитание! – раздался вдруг неестественно надтреснутый голос с паперти.
Покупатель у прилавка пекаря обернулся через плечо и заметил сгорбленного старика, присевшего прямо на серые камни мостовой и протягивавшего вперед дрожащую руку.
– Чего надо? – спросил толстяк-пекарь, лениво поднимаясь со своего стула и подозрительно оглядывая странного покупателя.
– Есть сухие корки, которые продаются по одному су за штуку? – спросил мужчина и поглядел на две лежащие на ладони монетки, заметив краем глаза, что ворон на его плече отвернулся в сторону.
Тяжело вздохнув, пекарь склонился и вытащил из-под прилавка лоток с наваленными в нем заплесневелыми сухими корками.
– Премного благодарен, – кивнул покупатель и, порывшись среди заплесневевших сухарей, пахнувших затхлой кладовой и мышами, вытащил одну корку, после чего положил на протянутую ладонь пекаря монетку в один су.
Спрятав корку в карман, он вновь взялся за оглоблю своей телеги и поковылял к паперти.
– Пода-а-айте-христараде-е! – завывал, раскачиваясь вперед-назад, нищий.
Человек из Шанвьери остановился напротив нищего и, мельком оглядев его рваную робу и грязные седые патлы, положил на протянутую ладонь пять су.
– На здоровье, старина, – сказал он, и ворон, издав хриплый возглас неодобрения, взлетел с его плеча, через мгновение исчезнув на фоне залитого солнцем неба.
Нищий, с проворством опытного попрошайки спрятав полученную монетку за пазуху, взглянул на подававшего исподлобья, и как показалось мужчине, подмигнув затянутым бельмом глазом, после чего вновь согнулся в три погибели и затянул своим замогильным скрипучим голосом:
– Пода-а-айти-и-и! Хри-и-истара-а-а-ди!
– Вот и делай добро людям! – хмыкнул путник, отходя от нищего, и, когда ворон вновь опустился на его плечо, обратился к нему с трагическим лицом. – Вот мы с тобой снова нищие, хотя всего час тому назад были сказочно богаты. Как капризна судьба, друг мой!
Оглядевшись
Вслушиваясь в мерное дребезжание возка и скрип его тележных колес, путник с любопытством ощупывал своим плутовски внимательным взглядом фасады жавшихся к улице Мулен домов, цветные шатры, воздымавшиеся к небу прямо на узких тротуарах, и тучную, колыхавшуюся при каждом шаге фигуру шедшей впереди молочницы, которая держала в своих богатырских руках два огромных серебристых бидона. Темная шерстяная юбка женщины, смешно топорщившаяся сзади, подпрыгивала при каждом шаге, и тогда из-под длинного подола показывались грубые ботинки из свиной кожи, подбитые железом.
Оторвав взгляд от молочницы, с неторопливостью утки поводившей своими роскошными плечами, путник из Шанвьери поднял голову и взглянул поверх толпы, что, благодаря его внушительному росту, не составило большого труда.
Вдруг он заметил впереди на другой стороне улицы мелькнувший на мгновение голубой мундир и, чертыхнувшись, согнулся и прибавил шаг. Догнав молочницу, он съежился, спрятался за её внушительной, огромной фигурой и, соизмеряя свои шаги с её, продолжил путь.
Наблюдательная женщина, уже с четверть часа глазевшая по сторонам, не могла упустить из вида странного незнакомца, догнавшего её и пошедшего рядом, и принялась внимательно изучать его украдкой.
«Для вора слишком опрятен и долговяз. Для рабочего излишне красив и худощав. Для вельможи слишком бедно одет», – размышляла молочница, мало обращая внимания на то, что незнакомец был не слишком-то опрятен, не очень долговяз и в меру худощав.
Наконец, заметив на себе озадаченный взгляд незнакомца, женщина растянула свои толстые губы в обворожительной улыбке и басовито хихикнула. Поймав выстрел, отправленный её маленькими, хитрыми глазками, незнакомец удивленно поднял брови и отвернулся было в сторону…
– Сударыня? – вдруг обратился он к молочнице.
– Да, сударь? – визгливым и в меру кокетливым голосом обратилась к нему молочница.
– Извините мою дерзость, но заприметив среди этих оставленных богом, грязных переулков такую очаровательную женщину, я не мог не обратиться за помощью именно к ней… – затараторил незнакомец, приблизившись на шаг к молочнице и согнувшись ещё больше.
Как раз в это мгновение жандарм в голубом мундире оказался на другой стороне улицы точно напротив путника и немного замедлил шаг, окидывая взглядом толпу.
– И какую же помощь вы хотели бы, сударь? – поинтересовалась молочница, продолжая обворожительно улыбаться.
– А вот какую. Скажите, куда вы спешите? – поинтересовался незнакомец.
– Известно куда – на рыночную площадь! – пожала плечами молочница.
– А…
– Пойдите-ка сюда… – молочница остановилась, поставила один бидон на землю и поманила незнакомца своим толстым смозоленным пальчиком.
Мужчина наклонился.
– Да пойдите-пойдите. Я вам кой-чего на ушко шепну, – заговорщически подмигнула молочница.