Торгующая наслаждением
Шрифт:
У меня нет никаких претензий к рыжим девушкам, я просто не нахожу их привлекательными. И это облегчает мне задачу не поддаться соблазну того, что она захочет со мной сделать. Точнее, вместе со мной. По-моему, она перетраханая шлюха. Это все, о чем я стану думать, когда буду с ней, да и вообще с любой девушкой, работающей на Кэнди.
– У Менди темно-каштановые волосы. Есть еще одна девушка с такими волосами, работающая на Кэнди. Есть и другая, у нее волосы черные, это мы знаем из полученных показаний. Кэнди не вдавалась в подробности, но я могу дать ей знать завтра, что рыжие –
– В таком случае, когда закончишь с примечаниями, можешь идти.
Вставая, я желаю шерифу хорошего дня, а затем снова направляюсь в свой офис.
***
Приехав домой, я впадаю в шок от того, как изменилось квартира с момента моего ухода утром на работу. Уверен, что каждая коробка распакована. Дома чисто, очень вкусно пахнет, и все смотрится гармонично. Но вместе с чувством полного удивления и благодарности я чувствую еще и злость от того, что Эмили, без сомнения, переутомилась из-за проделанной работы.
Пройдясь по квартире, я захожу в спальню и вижу, что моя сестра не отрубилась прямо на кровати вопреки моим ожиданиям. На самом деле, ее вообще нет. Ни в спальне, ни в пустующей комнате, в которой стоят небольшая раскладывающаяся детская кроватка и сумки Эмили. Как, черт возьми, за такой короткий промежуток времени она успела все это сделать? Думаю, подобной силой обладают лишь женщины.
Когда я понимаю, что в квартире Эмили нет, то выглядываю из окна кухни. Уже больше четырех часов, но так как сейчас середина лета, солнце уверенно и ярко светит высоко в небе, щедро поливая своими лучами весь берег. Замечаю свою сестру, одетую в бикини. Она идет вдоль кромки воды и совершенно не обращает внимания на свой округлившийся живот. Я рад, что она не обделена уверенностью в себе, и ее не волнует, что подумают люди, плюс, по правде говоря, она самая красивая беременная женщина, которую я когда-либо видел.
Глядя на сестру, ее счастье и элегантность, что отражаются в каждом ее движении, я с легкостью могу представить, как наша мать была беременна одним из нас. Однажды она рассказала нам, что большую часть беременности мной чувствовала себя ужасно. Изо дня в день ее тошнило. Она очень похудела. Мама говорила, как ее рвало всем тем, что она ела последние два дня, а потом как пыталась очистить мусорное ведро, пока папа был на работе. И она начинала плакать, потому что для того, чтобы уничтожить дурной запах, нужно было приложить очень много сил. Но на шестом месяце беременности все это исчезло, и она говорила, что ничто не ценила больше, чем то, как я пинался ногами у нее в животе, а папа, свернувшись калачиком, пел мне песенки. Я любил слушать эти рассказы, и всегда хотел, чтобы что-то подобное произошло и со мной.
Я хочу чувствовать любовь и ту самую связь, которую могут испытывать только родители к своему ребенку. И я действительно рад, что у Эмили есть Себастьян. В мире нет человека, более достойного такого счастья, чем она.
Надев шорты, я направляюсь к двери, чтобы присоединиться к своей сестре в этот прекрасный вечер во Флориде. Эмили улыбается, когда я подхожу к ней и обнимаю, благодаря за всю ту тяжелую работу, что она сделала.
–
– Не понимаю, как ты это сделала. Не устала?
– Я поспала, – говорит сестра, пожимая плечами. – Я в порядке.
– Как ты нашла время, чтобы вздремнуть? Я не понимаю, как за такой промежуток времени тебе удалось сделать то, что ты сотворила с квартирой?
Игнорируя все, что я сказал, сестра указывает мне на место достаточно далеко от берега, где плавает пара людей.
– Я хочу искупаться, но ты не думаешь, что тут могут быть акулы? Я представляю, как одна из них съедает кого-нибудь живьем.
Я смотрю на то место, о котором она говорит. После того, как Эмили упоминает об акулах, я призадумываюсь. Стараюсь вести себя так, словно это меня не пугает. Но так как я должен быть мужчиной, то не излагаю своих мыслей вслух.
– Уверен, эти ребята достаточно здесь прожили, чтобы знать наверняка. Не думаю, что они заплыли бы так далеко, если бы это было слишком опасно.
Она кивает, молча соглашаясь со мной:
– Может, мне следует искупаться? Я никогда прежде не плавала в океане.
– Только... не отплывай так далеко. Знаешь, на всякий случай.
– Ты не пойдешь со мной? Ты же тоже никогда ногой не ступал в океан. Это будет первый раз для нас обоих.
– Так и есть, – говорю я ей. – Но я лучше прогуляюсь.
– Испугался? – сестра бросает мне вызов.
Качая головой, я говорю ей:
– Не-а. Просто не хочу плавать, вот и все.
– Да ты боишься, – Эмили расплывается в улыбке, когда выдается случай подразнить меня.
– Нет, я просто не хочу.
– Трусишка.
– Бл*ть, да не боюсь я.
Она отступает и, не глядя на меня, направляется в море. Эмили хочет, чтобы я признал свой страх. Этот стеб присутствует между нами еще с тех пор, как мы были детьми.
– Прекрасно, – говорю я, останавливая ее. – Прекрасно, мне не нравится идея быть растерзанным акулами.
Не успеваю я это сказать, как ребенок рядом начинает кричать и плакать.
– Папочка, этот дядя сказал, что там акулы! – надрывается он. – Он сказал, что они нас растерзают.
Эмили прикрывает рот рукой, чтобы заглушить свой смех. Я же быстро поворачиваюсь к отцу ребенка:
– Нет, сэр, я этого не говорил.
Мужчина встает со своего места и направляется к сыну.
– Нет, Стэнли, здесь нет никаких акул, – последнюю фразу он с рычанием кидает мне.
В этот момент он кажется мне более страшным, чем акула, которая бродила бы по песку. Мальчик продолжает кричать, а я не чувствую ничего, кроме стыда.
Повернувшись к Эмили, я прищуриваю глаза:
– Видишь, что ты заставила меня сделать?
Она снова плюхается в воду, полностью игнорируя мое замечание. Я стою в воде рядом с сестрой, на случай если в воде что-то есть, но не плаваю. Я всегда оберегал ее, и стал делать это более усердно, когда наши родители умерли.
Через час или, может быть, немного больше, Эмили, наконец, вылезает из воды. К тому времени я уже сижу на пляже, готовый вернуться домой. Она хватает полотенце, на котором осталась куча песка, и вытирается.