Торжество матери
Шрифт:
Пытаясь идти с раненой лодыжкой, ощущая в ноге боль, он хромал вперед, стиснув зубы. Это он заслужил.
Лес не мешал ему, и после пары шагов стало видно озеро. Оно бушевало, такого он еще не видел. Деревья рядом с озером шуршали, дрожали. Поверхность раньше была как зеркало, а теперь стала темной, бурлящей волнами, алые листья кружились в центре водоворота посередине озера.
Эва встретила его у дома, скрестив руки, но смотрела за него.
Он выпрямился, насколько мог. Каждый вдох жалил, он дышал с хрипом, не мог давить на лодыжку.
— Я пришел сдаться, — слова были немного невнятными
Ее зеленые глаза посмотрели на его лицо, и она кивнула.
Двери погреба были распахнуты, широкий рот, готовый проглотить его целиком. Он прошел к краю тьмы, оглянулся на озеро.
Он никогда не сомневался в своей морали. Но это все было ложью. Он не понимал до этого, как ему везло. Страх всегда был чужим чувством. Голод — неслыханным. Он спал в теплой кровати, родители все для него делали. А ему было мало. Он думал, что худшее, что могло с ним произойти, это брак с нелюбимой женщиной. Каким наивным и наглым дураком он был.
Стены погреба, уставленные банками с консервами, сияли на солнце. Травы сохли под карнизом, покачиваясь на ветру. Домашняя жизнь… так жила тут Бригида.
Она тоже теперь его ненавидела? Она увидит его гибель?
Может, она теперь избегала его. Он мог представить боль и обиду в ее взгляде. Она так старалась доказать его невиновность, но тщетно. Он не знал, смог ли смотреть ей в глаза. Смог ли видеть ненависть в них. Это могло погубить его.
Он шагнул на пол, повернулся к Эве, стоящей перед дверью. Она словно смотрела на монстра, нарушающего законы природы, на демона, вызванного из подземного мира Велеса.
И почему нет? Он таким и был.
Тьма в его сердце раскрыла себя. И он показал свое истинное лицо. Как его искаженный автопортрет.
Он впервые ясно себя увидел. Не щедрым любимым аристократом, а проклятием деревни. Он не замечал страдания других. Он был жадным, эгоистичным, думал только о своих низменных желаниях. И Роксана заплатила цену. Он не мог ее вернуть.
Но он надеялся, что его смерть хотя бы пощадит деревню и отплатит за его ошибки, даже если частично.
Эва закрыла двери, света было все меньше, а потом Каспиан оказался во тьме. Он все еще ощущал тепло солнца на своей коже. Но Роксана больше не ощутит.
«Мне жаль».
ГЛАВА 14
Бригида моргнула, размытые облака проносились мимо, как семена одуванчика на ветру. Они становились все менее четкими, пока она не вытерла глаза уже мокрым рукавом. Высокая трава окутывала ее, обнимая. Ей хотелось погрузиться в мягкую землю и сбежать от всего. Пока она бежала сквозь объятия папоротников, россыпь шипов и барьер из веток дуба, слова мамы погружались все глубже, прорывались когтями внутрь, пока Бригида пыталась выбраться.
За землями ведьм, на пустых полях, она снова могла дышать, и этот воздух не обманывал ее, эта земля не скрывала тайну ее рождения, и там не было духов, которые делали вид, что не знали, от какого кошмара она родилась.
Все болело. Те части, о которых она не знала, пылали агонией, каждая кость ее души ломалась и обретала странную форму, на которую она повесит эту плоть.
Но, хоть она быстро убегала от правды мамы, ее пальцы дрожали, желали обнять мамусю. Мамуся
Выбор, который позволял упрямой дочери плакать и смотреть на далекие облака.
Бригида погладила волосами срезанные стебли, оказалась лицом к лицу с вороной рядом с ней.
Она склонила черную голову с блестящими перьями так, потом иначе, глядя на нее блестящими глазами по очереди.
Этой ночью кто-то умрет. И пока она лежала тут, их с Каспианом надежды таяли, уносились, как перья по быстрой реке Скаве.
Это могло подождать. Каспиан не мог. Русалки заберут его, даже если он не виновен, и если он был таким… они вернутся. За ней. За убийцей. За всеми, пока не восстановят справедливость.
Нет, она этого не допустит. Она еще не испробовала все. До этого она закопает свои чувства в земле, пока не станет готова осмотреть их.
Ворона хлопнула черными крыльями, и Бригида благодарно кивнула. С болью сотни лет в костях она села.
Солнце сияло высоко, утро заканчивалось. Она еще не со всеми поговорила, хоть она и не могла опросить всю деревню. Времени оставалось мало, и ей нужно было отыскать место, где было больше всего людей — например, площадь деревни.
Ворона каркнула, и Бригида, чуть улыбнувшись, поднялась на ноги, повернулась к солнцу и три раза глубоко вдохнула, очищая себя. Каспиану нужна была ее помощь, и где-то был убийца, который долго скрывался от правосудия.
Когда она открыла глаза и посмотрела вниз, ворона пропала.
Шаг за шагом она двигалась по грязной дороге. С пустыми руками она хотела, чтобы с ней была коса и мгновения подсказок, особенно сейчас, когда это ей пригодилось бы. Но время Каспиана было на исходе из-за ее бездействия, и она не могла тратить его еще сильнее, чтобы зайти в дом за косой.
И, когда она пересечется с мамой и мамусей, придется долго говорить.
Она бежала по дороге, минуя пастбища и ленивых коров, направляясь к площади. Люди собрались вокруг телег со свеклой, луком и яблоками, торговались, другие меняли корзинку яиц на буханки свежего хлеба, мужчина нес на продажу ногу кабана. Другие жители приходили и выходили из таверны. Все незнакомые лица были шансом узнать правду, и она говорила со всеми незнакомцами. Она сталкивалась со стенами — кто-то не был на празднике, кто-то оставался там и не помнил, не видел Роксану после того, как она ушла, и так далее… но она не остановилась.
Хоть кто-нибудь…
— Представляете? Он просто себя выдал, — сказала женщина пекарше шепотом.
— Невероятно, — ответила пекарша. — Лорд и леди Волски искали его все утро, но теперь собирают стражей.
Бригида поспешила к ним.
— Каспиан себя выдал?
Женщины уставились на нее огромными глазами. Она схватила одну за руку.
— Я — Жница смерти Мокоши. Говорите, — сказала она с большим нажимом, чем хотела.
Женщина, медля, облизнула тонкие губы.
— Да, Жница. Говорят, сын лорда сбежал к ведьмам этим утром и признался в своей вине.