Тощий Мемед
Шрифт:
Солнце скрылось. Опять начало моросить.
Женщины растерялись. Дрожа от страха, они сели прямо в грязь.
— Убирайтесь, пока не поздно! — кричал Мемед. — Лучше не связывайтесь со мной. Я справлюсь с вами, даже если вас целый батальон.
Раненые жандармы громко стонали.
— Забирайте своих товарищей и уходите, пока целы, — снова крикнул Мемед.
Жандармы перестали стрелять. Женщины немного пришли в себя.
— Чтоб им ослепнуть, — выругалась Ираз и шепнула Хатче: — Ползем к Мемеду.
— Мемед! —
Было уже так темно, что в двух шагах ничего не было видно.
Мемед выбежал на дорогу, схватил Хатче и Ираз за руки и увлек в заросли камыша, туда, где стояла лошадь. Жандармы беспорядочно стреляли в темноту.
Заслышав шаги людей, лошадь заржала. Мемед отвязал ее.
— Садитесь, — сказал он женщинам, — и двигайтесь за мной.
Когда они выбрались из зарослей, жандармы уже не стреляли. Вдруг мимо них проскакал всадник… «Это, наверно, Хромой Али», — подумал Мемед. Вскоре всадник вернулся.
— Тощий Мемед! — послышалось из темноты.
— Мы здесь!
Али подъехал. Он тяжело дышал.
— Возьми мою лошадь. Отдашь ее в Чичекли. Не задерживайся. Иди на гору Акчадаг. Завтра за тобой в погоню отправится Асым Чавуш с ротой жандармов. Не попадайся им. Я разыщу тебя. До рассвета ты должен быть в Чичекли, а там на Акчадаг… Скачи во весь опор. Счастливого пути!
Хромой Али повернулся и скрылся в темноте.
— Я никогда тебе этого не забуду, Али, — крикнул ему вдогонку Мемед и вскочил на лошадь.
— Хатче, — позвал он, — пересядь ко мне.
Хатче села впереди Мемеда, и они поскакали в горы. Несколько раз Мемед сбивался с пути. На рассвете они были в долине Чичекли.
Осадив лошадь перед каким-то домом посреди деревни, Мемед крикнул:
— Эй, кто там, выходи!
Юноша открыл дверь и, увидев лошадей, улыбнулся. Он взял их за уздечки и повел к стойлу. Лошади были все в пене.
Ираз и Хатче сгорбились. Казалось, они дрожали от холода. В предрассветных сумерках с трудом можно было разглядеть их растерянные лица. Все вошли в дом. Вокруг очага были разложены тюфяки. Женщины устало опустились на них.
— Эй, хозяйка, я два дня ничего не ел.
— Сейчас, сейчас, Тощий Мемед.
XXVI
Абди-ага заметно постарел. Щеки у него впали, и весь он как-то опустился, обрюзг.
В кофейне с утра до вечера толковали о Тощем Мемеде. Абди-агу эти разговоры приводили в ярость, но он ничего не мог поделать. Ведь рот не мешок — не завяжешь.
Абди шел на базар, но и там не находил себе места. Из лавки Мустафы-эфенди он шел в кофейню Тевфика, из кофейни — в фруктовую лавку Хороса Ремзи, а оттуда — к Сиясетчи Ахмеду. Всюду он говорил без умолку, не давая другим слова вставить.
— Смотрите! Смотрите за своим имуществом. А еще говорили, что он мальчишка! Я прекрасно знаю этого Тощего Мемеда, этого окаянного.
На второй день утром в касабу были доставлены два раненых жандарма. Это происшествие оказалось в центре всех городских пересудов. Жители касабы встали на сторону Мемеда.
Абди-ага толкался на базаре. Земля горела у него под ногами. Он уже не болтал и только задавал один и тот же вопрос: «Разве я вам не говорил?..»
Зайдя в кофейню Тевфика, Абди-ага сел за столик, уронил голову на руки и долго сидел, не двигаясь.
Из полудремотного состояния его вывел батрак Али Сафы-бея.
— Хозяин просит вас к себе, — сказал он, подойдя к столику.
Абди-ага медленно поднял голову.
— Что? — сердито проворчал он.
— Хозяин приглашает вас к себе.
Абди поднялся. Голова раскалывалась от невыносимой боли.
Али Сафа-бей встретил его у порога и подхватил под руку.
— Заходи, ага, заходи. Ты совсем позабыл нас.
Налитыми кровью глазами Абди-ага взглянул на Али Сафу-бея:
— Разве я не говорил?
— Входи, входи! Поговорим, — улыбнулся Али Сафа- бей.
Медленно, с остановками, чтобы Абди-ага мог отдышаться, они поднялись по лестнице. Охая, Абди-ага с трудом добрел до тахты.
— Разве я не говорил? — сокрушенно твердил он.
Принесли кофе. Чашка тряслась в руке Абди. Казалось, он нарочно расплескивает кофе по полу.
Али Сафа-бей подсел к нему.
— Ай. Абди-ага, скоро ты подожжешь нашу касабу! — вкрадчиво начал он, поглаживая бороду. — Какие это ты жалобы все пишешь! Ведь того и гляди правительство пришлет войска. Не стыдно ли нам? Неужели тебе не дорога честь нашего города? Из-за каких-то двух щенят запятнать нашу репутацию!
Абди-ага вздохнул и опустил голову:
— Разве я знаю, что делаю? — простонал он. — Он убьет меня. А я не знаю, что делать. Не смерти я боюсь. Беспокоит меня, что наше правительство не может справиться с сопливым мальчишкой. И даже не об этом я тревожусь. Ты не знаешь моего горя! Ведь он отправился в мою деревню и стал раздавать земли крестьянам. Он сказал им, что сжег меня. Это и угнетает меня. Боюсь я не смерти. Я и так одной ногой в могиле. Завтра появится другой такой же разбойник и станет раздавать твои земли. Потом еще… еще и еще! Вот чего я боюсь.