Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]
Шрифт:
Вэлин: Ты прочитал письмо?
Коулмэн: Да, я прочитал.
Вэлин (пауза): Печальная история, а?
Коулмэн: Да, печальная. Очень печальная.
Вэлин (пауза): Ну что попробуем для самих себя? Поладить друг с другом?
Коулмэн: Попробуем.
Вэлин: Попробовать не вредно.
Коулмэн:
Вэлин (пауза): Бедный Отец Уэлш Уолш Уэлш.
Коулмэн: Уэлш.
Вэлин: Уэлш. (Пауза). Я думаю, почему он сделал это?
Коулмэн: Я полагаю, он должен был быть расстроен чем-то.
Вэлин: Да наверно. (Пауза). Это дорогая цепочка. (Пауза). Мы отдадим её Гелин, когда в следующий раз увидим её. Она сейчас просто в шоке.
Коулмэн: Да. Она вообще не в своём уме. Она также изо всех сил больно рванула мои волосы, видал?
Вэлин: Видно было, что тебе больно.
Коулмэн: Ещё бы.
Вэлин (пауза): В любом случае самоубийство Отца Уэлша делает споры о чипсах неуместными.
Коулмэн: Да, конечно.
Вэлин: А?
Коулмэн: Да, конечно.
Вэлин: Да. Ужасно неуместными. Ужасно неуместными.
Коулмэн (пауза): Ты видел, что его звали «Родерик»?
Вэлин (сопит): Видел.
Коулмэн (пауза. Серьёзно): Зря мы смеялись.
ВЭЛИН кивает. Лица у обоих становятся серьёзными. Свет гаснет.
Сцена седьмая
Комната более прибрана. Письмо УЭЛША приколото к основанию распятия. Входят одетые в чёрное ВЭЛИН и КОУЛМЭН только что после похорон УЭЛША, КОУЛМЭН несёт маленький пластиковый пакет полный пирожков с сосисками и слоёных пирогов. Он садится за стол. ВЭЛИН открывает свою коробку, в которой лежит бутылка с самогоном.
Вэлин: Ну, вот и всё.
Коулмэн: Да, вот и всё. Отца Уэлша больше нет.
Вэлин: Доброе дело.
Коулмэн: Да. Это часто доброе дело, когда они хоронят священника.
КОУЛМЭН опорожняет свой пакет на стол.
Вэлин: Ты вовсе не должен был набивать целый пакет, Коулмэн.
Коулмэн: Разве они сами не предлагали?
Вэлин: Но не набивать же полный пакет, я говорю.
Коулмэн: Всё равно это
Вэлин: Нам с тобой?
Коулмэн: Конечно нам с тобой.
Вэлин: Оо.
Они едят немного.
Это хорошие слоёные пироги.
Коулмэн: Они действительно классные.
Вэлин: Ты не можешь отрицать, что Католическая Церковь знает, как делать хорошие слоёные пироги.
Коулмэн: Это лучшее что у них есть. Их пирожки с сосисками тоже не плохи, хотя они наверно их просто покупают.
Вэлин (пауза): Э, не выпьешь со мной стаканчик самогона, Коулмэн?
Коулмэн (шокирован): Да, выпил бы. Если ты можешь выделить пятнадцать капель.
Вэлин: Я легко могу выделить пятнадцать капель.
ВЭЛИН наливает два стакана, в одном больше чем в другом, подумав, даёт КОУЛМЭНУ тот в котором больше.
Коулмэн: Спасибо тебе, Вэлин. Точно у нас тут собственный небольшой пир.
Вэлин: Это точно.
Коулмэн: Ты помнишь, как мы мальчишками натягивали одеяла между нашими кроватями и прятались под ними, как будто это была палатка над нами, и затем пировали ароматными сэндвичами с джемом?
Вэлин: Это вы с Миком Даудом пировали в палатке между нашими кроватями. Вы вообще никогда не пускали меня туда. Вы наступали мне на голову, если я пытался залезть с вами в палатку. Я до сих пор помню это.
Коулмэн: Так это был Мик Дауд? Я вообще не помню этого. Я думал, что это был ты.
Вэлин: Половину моего детства ты только и делал, что наступал мне на голову и к тому же без всякой причины. А помнишь, как ты прижал меня к полу и сел на меня в мой день рождения и выпустил тягучую слюну из своей глотки и пускал её всё ниже и ниже, пока она не попала мне в глаз?
Коулмэн: Я хорошо это помню, Вэлин, и я скажу тебе следующее. Я хотел всосать обратно эту слюну, когда она попала тебе в глаз, но у меня не получилось.
Вэлин: И это в мой день рождения.
Коулмэн (пауза): Прости меня за то что я пустил слюну тебе в глаз и я прошу простить меня за то, что я наступал на твою голову, Вэлин. Я прошу прощения и душа Отца Уэлша тому свидетель.
Вэлин: Я принимаю твои извинения.
Коулмэн: Однако я помню, ты часто кидал камни мне в голову, когда я спал, довольно большие камни.
Вэлин: Эти камни всегда были лишь возмездием [за обиды с твоей стороны].