Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]
Шрифт:
Коулмэн: Возмездие или нет. Просыпаться от ударов камнями очень пугало [меня — ведь я был] маленьким ребёнком. И это не может считаться возмездием, если прошла уже целая неделя. Мстить можно только в течение недели после обиды.
Вэлин: Тогда я приношу извинения за то, что кидал в тебя камнями. (Пауза). Потому что твой мозг так и не восстановился от этих повреждений, так ведь, Коулмэн?
КОУЛМЭН пристально смотри
Вэлин: Это замечательная игра — эти извинения. Отец Уэлш был прав.
Коулмэн: Я надеюсь, что Отец Уэлш вовсе не в аду. Я надеюсь, он на небесах.
Вэлин: Я надеюсь, что он на небесах.
Коулмэн: Или в чистилище в худшем случае.
Вэлин: А если он в аду, то он хотя бы сможет поговорить с Томом Хэнлоном.
Коулмэн: Так что не будет, как если бы он никого не знал.
Вэлин: Да. И ещё этот парень из фильма «Он же Смит и Джоунс».
Коулмэн: Разве парень из этого фильма в аду?
Вэлин: Да он там. Отец Уэлш говорил мне.
Коулмэн: Блондин.
Вэлин: Нет другой.
Коулмэн: Второй был хороший.
Вэлин: Он был самый лучший.
Коулмэн: Лучшие всегда попадают в ад. Я наверно прямо в рай, хотя я и прострелил голову бедному папке. Во всяком случае, до тех пор, пока я каюсь и исповедаюсь. Этим и хорошо быть католиком. Ты можешь застрелить своего отца, и это даже вообще не имеет никакого значения.
Вэлин: Ну, некоторое значение это имеет.
Коулмэн: Это имеет некоторое значение, но небольшое.
Вэлин (пауза): Гёлин выплакала свои глаза на похоронах, ты видел?
Коулмэн: Я видел.
Вэлин: Бедная Гёлин. А ты слышал, что её матери пришлось дважды за ночь тащить её с криком от озера, оттуда, где Отец Уэлш утопился. Она просто стояла там, глядя на [озеро].
Коулмэн: Она, должно быть, любила Отца Уэлша или что-то [в этом роде].
Вэлин: Я думаю да. (Достаёт цепочку Гёлин). Она не берёт цепочку обратно. Вообще не хочет и слышать о ней. Я положу её здесь вместе с письмом, которое он нам написал.
Он прикрепляет цепочку к кресту так что сердце лежит на письме, которое он осторожно расправляет.
Они так скоро положат Гёлин в психбольницу, если она продолжит в том же духе.
Коулмэн: Думаю, это только вопрос времени.
Вэлин: Не печально ли это?
Коулмэн:
Он съедает ещё один слоёный пирог. ВЭЛИН вспомнил что-то, ищет в карманах своей куртки, достаёт две керамические статуэтки, ставит их на полку, почти машинально открывает свой фломастер, решает не метить статуэтки и убирает фломастер прочь.
Я думаю, мне начинают нравиться слоёные пироги. У меня развивается к ним привычка. Мы должны чаще посещать похороны.
Вэлин: Они готовят их и на свадьбах.
Коулмэн: Да? Так кто следующий собирается здесь замуж? Раньше я говорил Гёлин, ведь она такая красавица, однако она наверно покончит с собой раньше, чем выйдет замуж.
Вэлин: Я наверно буду следующий, кто женится, так как я довольно симпатичный. Ты видел, как на меня сегодня смотрели все молодые монашки?
Коулмэн: Да кто пойдёт за тебя замуж? Даже эта безгубая девушка из Норвегии отвергла бы тебя.
Вэлин (пауза. Сердито): Смотри, я уступаю сейчас… Я уступаю, как Отец Уэлш сказал, и я прощаю тебя за оскорбления в мой адрес.
Коулмэн (искренне): О…о, я сожалею, Вэлин. Я извиняюсь. Это просто вылетело у меня непроизвольно.
Вэлин: Никакого зла не причинено тогда, если это было случайно.
Коулмэн: Это было случайно. Также не забудь, что ты оскорбил меня ранее, сказав, что мой мозг повреждён камнями в детстве, и я даже ничего тебе не сказал.
Вэлин: В таком случае я извиняюсь за эти слова, что твой мозг был повреждён в детстве.
Коулмэн: Не нужно извинений, Вэлин. Кроме того, я оставил тебе последний слоёный пирог.
Вэлин: Съешь этот последний пирог сам, Коулмэн. Я не очень большой любитель слоёных пирогов.
КОУЛМЭН кивает в благодарность и ест пирог.
Вэлин: Красивые сегодня были молодые монашки, а, Коулмэн?
Коулмэн: Да, монашки были восхитительные.
Вэлин: Они, должно быть, знали Отца Уэлша в монашеском колледже или что-то в этом роде.
Коулмэн: Я бы с удовольствием пощупал бы этих монашек и сверху и снизу. За исключением толстухи, которая стояла сзади.
Вэлин: Она смотрелась ужасно и она это знала.
Коулмэн: Если бы отец был там сегодня, он покричал бы на этих монашек.
Вэлин: Почему отец кричал на монашек, Коулмэн?