Тот, кто не читал Сэлинджера: Новеллы
Шрифт:
Ларчик
А ларчик просто открывался
— Ларочка, Ларчик… — проговорил он, буквально пропел.
— Ларчик? — она пожала плечами. — Так меня когда-то в детстве называла мама.
— Ларчик просто открывался… — задумчиво сказал он вдруг.
— Очень просто, — согласилась она. — Я вообще не люблю сложностей и интриг.
— И тебя даже не
— Послушай, — она достала сигарету из пачки, но курить не стала, — это все условности. Кроме того, после моего раннего замужества, а затем и тяжелого развода я чувствую себя умудренной женщиной.
— Надо же, как тебя умудрили пять лет супружеской жизни!
— Слава богу, что не умучили. И слава богу, что у нас не было детей.
— Прости, Ларчик, а чего ты тогда выскочила замуж?
Она повертела в руках сигарету:
— Я хотела почувствовать себя другим человеком. Взрослым.
…Кстати, который час?
Он посмотрел на часы:
— Двенадцать, полночь. Время, когда тыква превращается в карету, а Золушка становится принцессой.
— Может быть, мне стоит превратиться в Золушку? — она засмеялась.
— Ты — не Золушка, ты — Ларчик… — он обнял ее, и она прижалась к нему, словно хотела спрятаться от каких-то невеселых воспоминаний.
В комнате, обставленной весьма скромно, но уютно, горело фигурное бра, бравирующее своим итальянским происхождением, на столике, рядом с тахтой, стояли два пустых бокала и небольшая ваза с фруктами. Одежда — мужская и женская — валялась на полу вперемешку, а один из стульев с гнутыми ножками был прислонен к стене, будто впопыхах отброшен за ненадобностью. В несколько рядов красовались у стены книжные полки, в одной из них отсутствовало стекло; собственно, книг там было немного, оставалось даже место, куда уместилась изящная статуэтка, изображавшая даму с собачкой.
Лара внезапно отстранилась и чуть привстала, обернувшись в простыню.
— Что такое? — спросил он.
— У тебя на полке дама с собачкой… — ответила она.
— Да… — согласился он. — И что?
— А я не знаю, — призналась она, — с кем себя соотнести — с дамой или с собачкой?
— Лара… — помедлил он. — Я…
Она его перебила:
— Подожди, подожди, давай лучше поговорим о нашем с тобой проекте.
— Ты хочешь об этом поговорить?
— Не ерничай, для меня это очень серьезно. Я практически написала сценарий по твоей новелле.
— Я ценю твою прыть…
— Для меня, если хочешь, это прорыв и прогресс.
Он вздохнул:
— Как часто прорыв означает всего лишь нарыв…
— Отличная рифма. Говорят, масло чайного дерева в таких случаях помогает.
— Ну, да. Если натереть маслом веревку, то голова легче проходит. Но сценарий-это еще полработы.
— Я работаю…
— Я знаю…
— Слушай, я могу писать ежедневные отчеты о проделанной работе, если в этом есть смысл.
— Да,
— Говорить можно тогда, когда что-то собранное внутри находит выход.
— А сейчас?
— А я сейчас разобранная вся.
— А чего ты такая разобранная?
— Не знаю, — она нервно дернула плечом. — Но при этом при всем я еще пытаюсь что-то аккумулировать, чтобы работать.
— Если бы ты была мужчина, я решил бы, что у тебя обычный запой.
— Нет, у меня просто жажда тишины. И время собирать камни.
Он погладил Лару по волосам и процитировал:
— «Тишины хочу, тишины.
Нервы, что ли, обожжены..?»
— Мне нужно ответить?
— Можно завтра утром…
— Очень мило.
И тут ее прорвало:
— Слушай, у меня сейчас такое чудесное настроение, когда я готова говорить прямо, конкретно — и могу показаться достаточно жесткой.
— Ну и говори, солнышко, — ласково попросил он. — И что же ты мне скажешь прямо, конкретно и жестко?
— Мы либо работаем, либо кокетничаем.
— А совместить нельзя, я извиняюсь?
— Если мы работаем над фильмом и сценарием, то обсуждаем конкретные сроки, дела и этапы работы. И не обижаемся. Обидки мешают работе и убивают рабочее настроение.
— Ларчик, да никто и не думал обижаться.
Но она будто не слышала, ее по-прежнему несло:
— Либо мы кокетничаем — и проект проходит фоном и предлогом для некоторых аспектов беседы. Работа в таких условиях идет отвратительно, как показывает практика, но тут уже вопрос приоритетов. Вопрос, что было ранее — кокетство или проект. И что явилось предпосылкой к чему.
Он посмотрел на Лару удивленно:
— Если бы я не знал, что это — ты, я бы решил, что разговариваю сейчас с пишущей машинкой. Ну-ну…
— Мы сейчас не любовники, — жестко сказала она, — мы говорим о деле. Я отнеслась к идее фильма серьезно и с запалом. Если это просто изощренный формат ухаживаний, то вынуждена буду отказаться. Ибо я сейчас не готова мешать одно с другим, так как одно другому мешает… и… надеюсь, тебе не часто приходится разговаривать с пишущими машинками.
— Крайне редко… Хотя бывает, что приходится и с роботами разговаривать. Но если серьезно, то для меня идея фильма-на всякий случай — это практически — идея всей моей жизни, и уж кому-кому, извини, но только не тебе говорить о серьезности этой задумки.
— Ага, — она захлопала в ладоши, — слышу, злишься. Это хорошо. Значит, не я одна искренне верю в эту идею.
— Нас с тобой двое, — раздраженно парировал он. — Но не надо меня попрекать кокетством — терпеть не могу этого слова.
— Просто тональность крайних бесед заставила меня усомниться в честности твоих кинематографических намерений. Я не только слова не люблю, но и действия этого. Чтобы все получилось, атмосфера вокруг меня должна быть рабочей. Я иначе не могу.
Он всплеснул руками: