Тот самый Паровозов
Шрифт:
– У вас гости, Владимир-ага, нужно идти коньяк покупать. Покажите Кериму, где тут магазин.
Дядя Вова кивнул в знак согласия и крикнул в комнату, замахав авоськой:
– Алеша, сходи с Керимом в магазин! Только я тебя прошу, не тяни, а сбегай прямо сейчас!
Старший отозвал Керима, произнес напутствие на своем языке и что-то сунул ему в карман. Я понял только одно слово: «Коньяк».
Винный был недалеко, минут пять неспешным шагом. Правда, я до этого никогда ничего не покупал в подобных заведениях. Но когда-то ведь нужно начинать. Уже стемнело. Очередь
– Кому говорю, тары нет, больше посуду не принимаю!
Мужики в очереди были то что надо: с фингалами, фиксами, татуировками. Стоящий рядом сухощавый алкоголик в драной шляпе посмотрел на нас с юмором и, обдав винными парами, подмигнул:
– Ребятки, вы чего одни? За пивом небось? И без папы? Не рано?
Керим смотрел вокруг с явным восхищением, воображая себя этаким туркменским Миклухо-Маклаем. До прилавка оставалось еще человек двадцать, когда продавщица рявкнула:
– Через пятнадцать минут закрываю, и не стойте там – магазин до семи!
Задние сразу навалились, меня стиснули так, что потемнело в глазах и стало нечем дышать. Передние стали материться на задних. Несколько самых наглых попытались пролезть без очереди. Кому-то у прилавка со смачным звуком дали по рылу. Что-то вдребезги разбилось. Продавщица завизжала. Чье-то большое рычащее тело поволокли мимо нас к выходу. Я подмигивал Кериму, всем видом показывая ему, что происходящее – дело привычное. За пять минут до закрытия перед нами оставалось только три человека.
– Что брать будем, Керим? – с любопытством оглядывая полки, тоном бывалого покупателя заорал я ему в ухо.
– Дядя сказал – коньяк!
Керим потупил глаза от почтения к своему дяде.
– Какой коньяк? – почти сразу найдя искомое, продолжал надрываться я.
Коньяк был по восемь, по десять и по двенадцать рублей.
– Дядя сказал – самый дорогой! – не скрывая гордости, важно улыбнулся Керим.
– А сколько? – решил я уточнить совсем уж на всякий случай. – Сколько бутылок?
– Дядя сказал – на все! – Керим вытащил из кармана пачку денег.
Это была банковская упаковка. Сто бумажек по пять рублей. Похожие я видел по телевизору, когда показывали фильмы про жуликов.
Я хоть и не был таким способным к математике, как Дима, но все же подсчитал в уме, что если на все – это сорок бутылок.
– Не унести! – прокричал я Кериму. – Давай двадцать возьмем!
– Дядя сказал на все! – упрямо повторил тот.
– Так, ребята, говорите быстро, вам чего? – Громкий голос продавщицы вывел меня из оцепенения.
– Нам двадцать бутылок коньяка по двенадцать рублей! – пытаясь перекричать очередь, пронзительно завопил я.
И вдруг стало тихо. Настолько, что было слышно, как за открытой дверью ветер шуршит сухими листьями.
– Сколько?!
– Двадцать бутылок по двенадцать! – упавшим голосом повторил я, чувствуя за собой нарастающий ропот.
– Ну а деньги-то у вас есть, молодежь? – совсем растерялась продавщица.
Я толкнул плечом Керима, и тот лихо припечатал пачку к прилавку. По
– Ну вы даете! Банкет у вас, что ли? – пытаясь придумать себе подходящую версию, спросила продавщица и, не дожидаясь ответа, стала попарно выставлять коньяк из ящика.
Я вытащил из кармана большую авоську, которую всучил мне дядя Вова. Взявшись каждый за ручку, мы с Керимом резво начали опускать в нее бутылки. Влезло только четырнадцать. По две мы засунули за пазуху, а по одной взяли в свободную руку.
Отсчитав положенные, Кериму вернули изрядно похудевшую пачку.
Мы покидали магазин в полном молчании. Два худеньких пацана, уносящие в темноту ящик коньяка и две с половиной сотни сдачи. У нас подгибались от тяжести ноги, звенящая авоська провисала до земли, из ячеек торчали горлышки, а те бутылки, что за пазухой, так и норовили выпасть и грохнуться об асфальт. Я до самого подъезда спиной ожидал топот погони, но, на удивление, все обошлось.
Через неделю у дядиного подъезда стояли три новенькие «Волги». Черная – старшего, белая – среднего и голубая – Керима.
За несколько дней до отъезда туркмены узнали, что у Димы день рождения. Желая сделать дяде Вове приятное, они целый день возили его сына по большим магазинам. Предлагали всякие достойные вещи. Начали с мопеда.
Мопед был Диме не нужен. Попробовали купить красивую венгерскую палатку. В поход Дима не ходил. Байдарку? Байдарка тоже ни к чему. Велосипед? Велосипед имелся. Большой бильярд? Некуда ставить. Польские горные лыжи? С гор Дима скатываться не пожелал. Магнитофон. Музыкой Дима не увлекался. Транзисторный приемник. Тоже мимо.
За три минуты до закрытия Дима заявил, что так и быть, если хотят, пусть купят чешки для физкультуры за два рубля. С отчаяния ему приобрели набор для игры в бадминтон, который как попал на антресоли, так больше оттуда и не доставался.
Узнав о таком святотатстве, я справедливо возмутился и целый час уламывал дядю Вову, пытаясь склонить его к сотрудничеству. Ему всего-то требовалось сказать своим гостям, что день рождения у любимого племянника по счастливому совпадению тоже на этой неделе.
У дяди Вовы вдруг случился пароксизм честности. Ну и зря. Мне бы в голову не пришло ломаться. Я даже подарок придумал. Электрогитару «Аэлита» и стереопроигрыватель «Вега».
Так и уехали они в свой Теджен на трех красивых машинах, оставив после себя ковер, здоровенный мешок фисташек и девятнадцать с половиной бутылок коньяка.
В начале мая все заговорили об аварии на Чернобыльской атомной станции. В нашей стране об этом узнали, как водится, из передач западных радиостанций. С огромной неохотой, не сразу, полунамеками, но власть все же признала очевидное. Хотя первую неделю слуги народа как в рот воды набрали и первомайские демонстрации не отменяли в Киеве и близлежащих городах. Да и зачем? Нечего панику сеять! Народ выходит на улицы веселый, целыми семьями, с детишками, шарики несут, портреты вождей, знамена. На транспарантах благодарность родной коммунистической партии за заботу.