Тот самый Паровозов
Шрифт:
– Люба, приходила твоя знакомая, у которой ты брала учебники! – начала строгим голосом Анна Аркадьевна. – Будь любезна, верни их!
– Даже не подумаю! – заявила та, переминаясь с ноги на ногу. Она, как всегда, куда-то торопилась.
– Но это же библиотечные книги, за них человек расписывался! – немного растерявшись, продолжала завуч. – Ты понимаешь, что у нее будут неприятности?
– И прекрасно, если у нее будут неприятности! – радостно потерев руки, воскликнула Люба. – Так ей и надо. И пусть вся эта история послужит для нее
– Каким уроком? – совсем опешила Анна Аркадьевна. – Что ты такое говоришь?
– А таким! Она меня знает всего без году неделя, а уже дает ценные книги, без расписки, да еще не свои, а библиотечные! – торжественно произнесла Люба. – Ничего, впредь будет осмотрительнее! Да вы не переживайте так, Анна Аркадьевна, эта растяпа мне еще потом сама спасибо скажет!
Анна Аркадьевна отправилась к директору, серьезному человеку с черной бородой, похожему на Карабаса-Барабаса.
– Александр Иванович! – начала она. – Давайте сделаем как в институте! Они уже третий год, прежде чем документы принимать у абитуриентов, справку из психдиспансера требуют!
– Ань, – даже не взглянув на нее, углубившись в чтение бумаг на столе, ответил директор, – ты понимаешь, если такое правило ввести, тогда, кроме нас двоих, здесь никого не останется!
Потом Люба принялась скандалить с нашим фармакологом Георгием Эдуардовичем. Тот имел привычку курить на уроке в открытое окно и пить кофе из большой кружки. Любе это сразу не понравилось.
И она на удивление быстро его выжила, меньше чем за семестр. Устраивая дурдом на каждом занятии, а в финале настрочив, как у нее водилось, кучу доносов.
Все-таки ее выгнали. Придрались к пропущенной недельной практике и выгнали. Хотя практику в училище прогуливали все. Люба сдалась не сразу, привычно забросав все многочисленные министерства, ведомства и карательные организации заявлениями, но ничего не помогло.
Тогда Люба устроилась санитаркой в реанимационное отделение Клиники нервных болезней. Мыла полы и выдавала белье. Поначалу ее хвалили и даже ставили в пример, она приступала к работе очень рано, в половине седьмого утра, а уходила на час позже, чем полагалось.
Но тут в приемном покое стало плохо пациенту. Надо понимать, что клиника отличается от больницы. В обычной больнице человеку может быть как угодно плохо, для этого больницы и существуют. А вот в клинике, куда все поступают по плану, такая ситуация приравнивается к чрезвычайному происшествию.
Не знаю, что там случилось, скорее всего банальный приступ стенокардии, только из приемного покоя моментально позвонили в реанимацию, что была на четвертом этаже. Трубку сняла Люба Мазутина.
– Алло, реанимация слушает! – спокойно сказала она.
– Реанимация!!! – завопили на том конце. – Срочно с сумкой в приемный покой, здесь экстренная ситуация!
– Сейчас все бросим и побежим! – с издевкой ответила Люба. – Тут своей работы полно, и за нас никто ее не сделает, да и больные уж точно не легче ваших!
– Да
– Подбирайте выражения! – оскорбилась Люба. – Кто еще тут с ума сошел, если вы не можете больному квалифицированную помощь оказать? Между прочим, дипломы у нас у всех одинаковые, да и клятву Гиппократа мы одну и ту же давали! Постыдились бы! А Михаил Михайлович в данный момент подойти не может, он занят!
И трубку повесила.
Поняв всю бесполезность телефонных переговоров, из приемного покоя, запыхавшись, прибежали люди, покричали, захватили реаниматолога с чемоданчиком и медсестрой и убежали.
Слава богу, все обошлось. Больному купировали приступ и отправили в палату. А с Любой решили провести беседу, и сделать это выразил желание сам заведующий отделением Михаил Михайлович.
– Люба, что ты себе позволяешь! – нахмурившись, начал он воспитательную работу. – Твое дело – сообщать кому следует, если нас зовут на консультацию или вызов, а не бардак устраивать! Ты хоть понимаешь, что твоя дурость чуть не привела к трагедии?
– Ты что на меня орешь?! – возмутилась Люба. – Ты мне что, папа родной? И нечего тут мораль читать! Лучше на себя внимание обратить, чем спирт казенный воровать да коллективные пьянки устраивать! Вот это скорее к трагедии приведет!
Михаил Михайлович внимательно посмотрел на Любу и все понял. Он был хорошим врачом и наверняка имел положительную оценку за институтский курс психиатрии. Поэтому он не стал горячиться и устраивать диспут. А просто на следующий день Люба была переведена из реанимации и стала мыть все лестницы в клинике и холл первого этажа. Но не на ту напали.
Примерно через месяц, в один из понедельников, главная сестра клиники вышла на работу после выходных. Зоя Алексеевна приезжала рано, в начале восьмого, как и многие, занимающие подобные должности. В вестибюле первого этажа она встретила санитарку Любу, которая к тому времени уже надраила полы и смотрела сейчас в глубокой задумчивости, опершись на швабру, на то место, где на стене была развешана всякая информация и наглядная агитация.
– Доброе утро, Люба! – поздоровалась с ней Зоя Алексеевна. – О чем размышляешь?
– Да вот думаю, странно как-то! – кивнув ей в ответ, произнесла та. – Уж третий день пошел, а некролога до сих пор нет!
– Какого некролога, Любаша? – с очень нехорошим предчувствием вскинулась главная сестра. – У нас что, кто-то умер?
– Так разве вы не знаете? – укоризненно сказала Люба. – Мне еще вчера позвонили, сообщили! Михаил Михайлович, он уже в пятницу после обеда плохо себя почувствовал, а вечером совсем худо стало! «Скорую» вызвали, но та не успела, сердце…
– Ах ты боже мой! – сокрушенно начала причитать Зоя Алексеевна. – Ведь молодой был еще совсем! Чуть больше сорока! Да как же так! Надо ведь что-то делать!