Тот самый
Шрифт:
— Ты что тормозишь? — я поймал девчонку за плечи.
— Гляди, — голос её был не испуганным, а скорее, озабоченным.
На пороге лежала крыса. С перерезанным горлом. Тёмная кровь уже пропитала ворс ковра, создав вокруг зверька причудливую кляксу Роршаха.
Я застыл. Не то, чтобы я боялся крыс, или, если уж на то пошло, окровавленных трупов. Но мысль о том, что кто-то напакостил в твоём доме, у тебя под носом, выбивала из колеи.
Мой дом — моя крепость. И осознание того, что в крепости этой появилась брешь — лишала равновесия.
Я
— Жди здесь, — приказал я Антигоне, и вынув пистолет, бесшумно скользнул в коридор.
Конечно, особняк был старый. С скрипучими паркетинами, с шуршащим чердаком и собственным живым эхом. Но еще в первый месяц я досконально изучил все шумные места, и теперь избегал их бессознательно. На инстинктах.
Я не надеялся кого-либо застать, и уж тем более, поймать на месте преступления. Но не проверить всё, все закоулки и тёмные закутки — не мог. Если б меня спросили, почему — затруднился бы ответить. Просто так положено.
На обследование дома ушло минут восемь. Антигона всё это время послушно стояла перед ковриком, и внимательно разглядывала невинноубиенное животное.
— Чисто, — доложил я, вернувшись к порогу.
Но тут же понял, что противный свербёж в заднице никуда не делся. Не надо было гадать, почему: дверь в покои шефа как была закрытой, так и осталась. И не то, чтобы он запирал свои апартаменты на ключ. Просто никому — ни мне, ни девочкам, — как-то не приходила мысль вломиться к нему без приглашения.
— Там точно никого нет, — сказала Антигона, проследив за моим взглядом.
— Почему ты так уверена? — когнитивный диссонанс между долгом и внутренним запретом на помещения шефа разрывал пополам.
— Уверена и всё. Расслабься.
Девчонка, аккуратно переступив коврик, пошла к кухне, а я, опустившись на корточки, стал рассматривать труп.
Пасюк был здоровенный, что называется, матёрый. Желтые громадные резцы выпирали из оскаленной пасти, в глотке угадывался синюшно-фиолетовый язык. Кровь, вытекшая из разреза, свернулась чёрными сгустками на белых позвонках и гармошке трахеи. Голых хвост, напротив, был бледен.
— Окоченела уже, сердешная, — раздался голос над ухом и я подскочил.
— Алекс?.. Но как вы… Откуда вы… Что вообще происходит?
Шеф был в домашнем шелковом халате и мягких тапках. Из выреза на груди выпирала буйная кудрявая поросль, подбородок синел свежевыбритым баклажаном, а голова благоухала одеколоном. Не иначе, только из душа…
— Не мельтеши, кадет, — устало отмахнулся шеф.
— Но что всё это значит?..
— Что пора заводить кота, — всё так же глядя на пасюка, задумчиво выдал шеф. — А то все архивы в подвале пожрут.
— Утречко, — Антигона вернулась с чёрным мусорным пакетом, ведром воды и хозяйственным мылом. Шефу она не удивилась.
— Ты знала? — я хотел, чтобы голос звучал прокурорски,
— Конечно, — она посмотрела на меня с предубеждением. — А ты что, нет?
— А как же насчёт «будем держать оборону» и всё такое?
— Ты кофею хочешь? Вот и не ерепенься, — отбрила девчонка и принялась аккуратно завёртывать крысу в коврик.
— Но почему ты не сказала, что шеф дома?
— Детки, а ничего, что я тоже здесь стою? — безмятежно осведомился предмет нашего спора.
— Ножку подвиньте, — ни капли не смущаясь, Антигона принялась вытирать кровь рядом с шлепанцем Алекса. — Эх, пятно теперь останется, — посетовала она. — Но ничего. Придёт Амальтея — выведет. У неё хитрый отбеливатель есть, — она посмотрела на шефа снизу вверх. — Инвольтация, да?
— Скорее, инканаментум, — предположил тот.
— Да что происходит-то?.. — у меня начиналась банальная истерика. — Вы что, сговорились? — я знал: если этой дурной энергии, что всплывала во мне, как накипь на супе, не дать выхода, может случиться что-то похуже воплей. — Почему вы мне ничего не рассказываете? За дурачка меня держите?
Меня начало потряхивать. Задёргался глаз, зачесались пальцы на ногах, уши налились нездоровым жаром.
— Тайны, секретики, перемигиваетесь тут… Я вам кто? Мальчик для битья?
Шеф размахнулся и отвесил мне пощечину.
— Антигона, уводи его отсюда, — распорядился он. — Живо!
Через тридцать минут, отмытый под контрастным душем, переодетый во всё чистое, я сидел на высоком кухонном табурете, пламенел ударенной щекой и пил кофе из громадной, на поллитра, керамической кружки.
Вкус был не совсем обычным — анис, кардамон, еще что-то пряное, терпкое, чего я не смог угадать.
— Пришел в себя? — спросила Антигона, участливо заглядывая мне в лицо. — Больше не крючит?
— Спасибо, — буркнул я между двумя глотками. — Отпустило. Но понимания не прибавило… Что за хрень тут у вас происходит?
— У нас, — ответил, влетая в кухню, шеф. Полы шелкового халата развеваются, как цветные бабочкины крылья, под халатом — белая в рюшах рубашка, тёмные штаны с лампасами… — Происходит — у нас, кадет. Кстати: если пожелаете сатисфакции за полученную пощечину, милости просим. Секунданта я предоставлю.
— Просто мы стараемся тебя беречь, — поспешно перебила Антигона. — Чтобы у тебя шарики за ролики не заехали. От избытка информации.
— Ты ведь попал в совсем другой мир, — ласково пояснил Алекс. — С другими законами, иными правилами… По которым играют совсем, совсем другого уровня игроки, — он благодарно кивнул Антигоне, которая и перед шефом поставила аналогичную моей, «вёдерную» ёмкость. — И если бы всё шло путём, мы вводили бы тебя постепенно. Сначала — книжки, затем — несложные опыты. Через год-другой устроили посвящение… Но человек, как это ему свойственно — предполагает. А Господь, как это у него водится — располагает. Так что вместо теории перейдём сразу к практике. Экзамены будешь сдавать в процессе.