Тотальное преследование
Шрифт:
– Ручайся-ручайся, – пробурчал Кенарь, – пока тебя в их кутузку не забрали. Знаешь ведь, что они с такими, как ты, делают.
– На мне крови мало, на тебе больше. – Но это Вешка уже огрызалась, отбрехиваясь на свой манер.
Секуриты постояли, покурили, потом забрались в свои машины и уехали. Обыскивать даже ближайшие дома не стали.
– Все равно, – тряхнул головой Кенарь, – выбираться будем на другую улицу через этот двор. Заборы тут не шибко высокие.
– Надо подальше уйти, – сказал Чивилихин. – Здесь они, может, и не осматривались, зато
– Нужно в трущобы идти, – сказал Том. – Там даже эти машины лишний раз не показываются.
– Ладно, ты здешний, вот и думай, где отсидеться. Может, теперь нам нужно на неделю залечь где-то… в каком-нибудь брошенном здании. – Кенарь очень хотел убраться из города, но предложение его было разумным.
– Есть одно. И может статься, нам даже помогут со жратвой, – сказал Том, вспомнив свою прежнюю общагу и дедка Кирилыча, которого там оставили на вахте. – Только заплатить придется. Но отсидеться можно.
8
Общежитие кораблестроительного завода, в котором Том так славно некогда жил, стояло такое же запущенное, нежилое, как и после войны. Не было даже намека на прежних оболтусов, что лишь подтверждало предположение Извекова: охранники, с которыми он подрался тогда, были липовые, из какой-нибудь местной бандочки, положившей глаз и на добро, которое там еще оставалось после Завоевания, и на само здание… Просто эти бандюки не подумали, как все серьезно изменится, когда придут мекафы, действовали из бандитского куража, на всякий случай, и ошиблись, конечно.
Вся компания впятером там прекрасно устроилась, правда, Кирилыч, который вместо вахтера и теперь тут служил, заартачился было, но вперед вышел дедок и очень быстро обо всем договорился. Потолковал, пошептался о чем-то с Кирилычем, потом подкатил к Чивилихину и тоже шепотом, по привычке, потребовал:
– Давай свою волыну, парень.
– Чего? – не понял Чивилихин, но, прочитав приказ в глазах дедка, хмуро отдал свой отличный «токарев», с которым пошел на это дело, и даже с запасной обоймой.
Дедок вернулся к вахтеру и отдал ему пистолет. Кирилыч оценил, правда, поворчал, что пушка китайская, но дедок заверил его, мол, такие наши и любят, еще по временам бандитской революции, и вахтер смолк. Он впустил их, обогрел, даже кормил неделю за пистолет, вот только из здания выходить не велел.
А Том пару раз от скуки и беспокойства за Ларису порывался к ней сходить – не так ведь далеко, по лесу, бывало, куда больше топать приходилось. Но тут уже все его попросили не гомонить, Вешка предложила, чтобы она, как самая городская с виду, днем как-нибудь сама сходит и проверит. Но и ей Чивилихин не позволил, велел оставаться на месте.
«Ладно, – решил Том, – как-нибудь позвоню по межгороду, сам проверю, вернулась ли Лариса от красномундирных. Все равно помочь ничем не могу, так что можно и не рыпаться». Пережидали каждый по-своему. Чивилихин спал, Кенарь пробовал с вахтером и Томом в карты резаться, но быстро отстал. Том у него выигрывал девять партий из десяти, и нос
А через неделю Кирилыч стал их выпроваживать. Да они и сами уже опухли от безделья и решили двигать. Пошли, однако, осторожно. Том шел с Кенарем, а дедок с Вешкой и Чивилихиным. Решили, что так будет лучше. Ведь Лариса могла проговориться, что Том с девушкой приходил. Поэтому и ему и Вешке даже попробовали изменить внешность: ей перекрасили волосы, а Извекову придумали дурацкую бороду наклеить, которая его совсем не красила, и к тому же кожа под ней чесалась все время. Но все обошлось, и уже через день, как и предсказывал дедок, они сошли с автобуса на остановке между двумя деревнями, откуда можно было отлично дошагать до лагеря. В общем, вывернулись.
Но вот когда они уже собрались отправиться в путь, чтобы углубиться в лес по знакомой просеке, Тома вдруг взяло сомнение. Он опять, в который уже раз, почувствовал что-то, чего и сам рассказать не смог бы, но это было… Он остановился, посмотрел на сосны, на Вешку, на Чивилихина, замыкающего их небольшую цепочку, и серьезно сказал:
– Ребята, нам в лагерь нельзя.
– Ты чего? – не понял Кенарь. – Мы же еще не дошли до куста…
«Ага, – сообразил Том опять же на своем невесть откуда берущемся всеведенье, – значит, не так уж глупо все устроено у Борова. И есть какой-то куст, который является «флажком», знаком о том, что лагерь провален». Но оттуда, где они сейчас стояли, никаких кустов еще не было видно, лишь Кенарь проговорился. А Том об этом и не знал раньше.
– Ничего не знаю про ваши кусты и другие тайные знаки, я просто думаю, что Боров… Он нас сдал. И, может, сдал других ребят.
– Не понял, поясни, – предложил Чивилихин, и в его голосе, как всегда, прозвучала неопределенная угроза. Впрочем, после провала у Ларисы он иначе с Томом и не разговаривал.
– Я думаю, Боров – предатель. – жестко повторил Том и добавил: – Уже давно, может, дольше, чем мы подозреваем.
И тут же получил хлесткий, неожиданный удар по зубам от Кенаря. Тот, как всегда, взъерепенился и полез драться. Но больше ничего сделать не смог, на нем повис Чивилихин, а спустя пару секунд – и Вешка.
– Вот что, парень, ты допрыгался, – спокойно сообщил Чивилихин, когда все слегка улеглось. – У нас за такие слова, сам понимаешь, порезать могут… Если ты неправ.
– Я прав. – И Том, как с выдуманной камерой перед квартирой Ларисы, принялся лгать: – Я за ним давно наблюдаю, он… Есть что-то за ним, что иначе, как предательством, я объяснить не могу.
– Что именно? – спросила Вешка, обеспокоенно поглядывая на Чивилихина. Она-то отлично понимала, что он запросто может убить Тома, если решит, что Боров невиновен.