Товарищ "Чума" 5
Шрифт:
Ха, а у этого ведьмака, оказывается, тоже есть своя «фишка», типа моего «синестетического зрения», о котором я тоже так и не сумел найти информации ни в веде, ни в лете — другими источниками информации я не обладал. А у Тома, выходит, сама магия имеет запах.
— А другая магия для тебя пахнет? — задал я наводящий вопрос, чтобы прояснить ситуацию. — Или только та, что касается предвидения.
— Любая, сэр, — ответил Бомбадил, вновь светлея лицом. — А вы мне верите?
— Конечно, — просто ответил я. — И как конкретно проявляются эти запаховые различия?
—
— Продолжайте, Том! — попросил я рыжего ведьмака. — Клянусь, я не буду на вас в обиде при любом результате. И я, кажется, знаю, что вы мне сейчас скажете.
— Опять дар предвидения? — оживился Бомбадил. — Но я не чувствую никакого запаха!
— Нет, дружище! — Я рассмеялся. — Никакой магии — банальная логика! Ну, скажите мне, чем может пахнуть Чума? Тяжелым духом смертельной болезни: гноем, потом, испражнениями и смрадом разложения сгнивающих живьём тел. Я ведь прав, Том? — Взглянул я в глаза мгновенно посуровевшему весельчаку.
— Более чем, сэр! — подтвердил он мою догадку. — Я бы точнее не сказал…
— Даже Смерть и Война не идут с Чумой ни в какое сравнение. — Не знаю, откуда я это взял, но уверенность в собственной правоте после этих слов только окрепла.
— Согласен, сэр Чума, — не стал со мной спорить Бомбадил. — Медленное гниение заживо, куда страшнее обычной смерти! Я бы не хотел закончить свои дни подобным образом, — признался он мне.
— Ну, нам с вами, как обладателям тёмного проклятого дара, уготована иная участь, — «успокоил» я его на этот счет. — Возможно, что наша доля будет куда печальнее, как у вашей старухи-ведьмы из Каледонского леса.
— Упаси нас Провидение от подобной участи! — С чувством произнес Том, ловко скрутив из пальцев левой руки какую-то сложную «фигу».
Он что-то тихо прошептал и сделал несколько необычных пасов руками. Я уловил, как из них выплеснулся небольшой поток силы, тут же растворившийся в окружающем нас пространстве. Однако, через пару мгновений, невесть из каких слоёв эфира, Тома накрыл ответный магический поток, только странным образом преобразованный в нечто мне неведомое.
— Что это было, Том? — поинтересовался я, когда Бомбадил перестал колдовать. — Я не знаком с таким заклинанием.
— Обычное подношение Фотле — кельтской богине Судьбы. Я всегда так делаю, в надежде, что она не обойдёт меня своим Благословением.
«В надежде? А он что, не видит этой ответной реакции?» — Мысли удивленно ворочались в моей голове, но высказывать вслух я их не спешил.
Уже в который раз я замечал, что некоторые проявления магии не доступны всем без исключения одаренным, хотя для меня они как на ладони. Возможно, что эта фишка присуща даже не всем «дивным существам», типа старых
А упомянутая Бомбадилом Фёкла… э-э-э Фотла, похоже, коптит еще где-то небеса, раздавая своё «благословение» пастве за малую долю магии. Может быть, поэтому она и выжила, в отличие от своих товарок, не пожелавших в своё время перестроиться и перейти на совершенно новую «систему донатов».
— И как, пока не обходила? — ехидно прищурившись, поинтересовался я, хотя точно знал ответ на этот вопрос.
— Мне остаётся только надеяться на это, — ответил Том, и на его лице вновь засияла довольная улыбка. — Но каждый раз, когда я прошу благословения, мне становится как-то радостнее и светлее на душе… Мы пришли, сэр Чума!
За разговором я и не заметил, как мы дошли до Потсдамской площади. Потсдамская площадь, или по-немецки Potsdamer Platz — являлась крупным транспортным узлом в центре Берлина. До Второй мировой войны Потсдамская площадь считалась одной из самых оживлённых площадей континентальной Европы и популярным местом встреч на карте политической, общественной и культурной жизни города.
— Когда-то Потсдамская площадь находилась непосредственно перед городской стеной у Потсдамских ворот, — с видом заправского экскурсовода произнес рыжеволосый ведьмак, — и представляла собой перекрёсток из пяти дорог, перераспределявший транспорт, прибывавший к воротам с запада и юго-запада. В 1867-ом году стену снесли, но сторожки у ворот в классическом стиле, прозванные «шинкелями», сохранились до сих пор.
Об этом я знал. Мало того, мне было известно, что эти сторожки сохранятся до самого конца Второй мировой войны, когда будут разрушены едва ли не до фундамента. Эти остатки снесут окончательно при возведении Берлинской стены[12]. Но Тому об этом знать было необязательно, поэтому я тактично промолчал, пялясь по сторонам, как самый обычный турист.
Мы с моим провожатым прошли мимо монументального здания, носившего название «Haus Vaterland», что в переводе означало «Дом Отечества» или «Дом Родина». Всё-таки у нас и у немцев много общего, стоит только вспомнить наши многочисленные дома культуры и кинотеатры с подобным названием. В этом же в здании, что расположилось на пересечении улиц Штреземана и Кётенской, как рассказал мне Том, тоже находился один из крупнейших в Германии этого времени дворец развлечений. Ну, и кто бы сомневался?
Мы прошли вдоль «немецкой родины» по Кётенской улице, пока не остановились напротив небольшой, но уютной на вид арке, ведущей куда-то во внутренний дворик. И хоть на улице сновали туда-сюда толпы народа, в эту арку так и не вошла ни одна живая душа, как и не вышла из неё.
Я «пригляделся» и, конечно же, заметил вокруг прохода едва видимый флёр привязанного заклинания. Всё понятно — слабенькая печать для отвода глаз. Вот почему никто из простаков и не пытался войти в арку. Для них её попросту не существовало.