Товарищ Кощей

Уксус Сергей

Тем более что несмотря на вынужденное отвлечение части резервов на парирование отвлекающего удара 11-й армии и её упорство в обороне, на севере Крыма советским войскам всё же удалось подвинуть обороняющихся гитлеровцев, и пусть едва ли не ползком, но добраться до Армянска. Где и встать намертво, замыкая окружение.

Правда, местами "стенки" большого "котла" были, на первый взгляд, недостаточно прочными, но непрерывно шедшие с Большой Земли подкрепления позволяли достаточно быстро нарастить их "толщину". А тут ещё 46-я пехотная наконец-то сдалась, что тоже высвободило некоторое количество войск...

В общем, в неприятном положении гансы оказались. В очень неприятном...

Кто бы что бы ни думал, но основной

задачей группы "полковника" Колычева был сбор сведений по свою сторону линии фронта. И потому, как только стало ясно, что положение хоть немного, но устоялось, группа перебралась в Красноперекопск. И уже оттуда совершала "налёты" на Армянск и его окрестности. Увы -- только для приёма и транспортировки в штаб достойных внимания "языков". Что же касается походов "в гости", на них, похоже, пришёл запрет с самого верха. То ли потому что того подполковника не притащили, а там оставили, то ли из-за беседы Кощея с гансом голубых кровей, которую Гусев не слышал и, следовательно, не мог сказать, о чём она шла. Хотя не хотелось верить, что из-за этого -- слишком уж это было бы... мелочно, что ли?

А вот спрос на "косточки" вырос. Так что теперь по ночам, когда все спали, князь занимался их изготовлением, периодически пополняя силы во время (как подозревал Сергей, однажды проснувшийся среди ночи и не ощутивший напарника поблизости) визитов на передовую.

Сражение за перешеек не утихало. Не имея возможности в разумные сроки перебросить к месту боёв танки, гитлеровцы прибегли к массированному использованию авиации. Но это не помогало -- наученная горьким опытом пехота использовала каждую минуту, чтобы зарыться поглубже, и выковырять её из укрытий оказалось не под силу никаким бомбовым и бомбо-штурмовым ударам. А тут ещё "русские варвары" взяли привычку палить по атакующим их самолётам из чего попало...

11-й армии тоже приходилось несладко. Их давили, может, и не сильно, но непрерывно и со всех сторон. И хотя немцы пока держались и даже нередко контратаковали, но постепенно начинала ощущаться нехватка боеприпасов, подвоза которых практически не было, а того, что гитлеровское верховное командование пыталось перебросить через залив и самолётами, явно не хватало. А кроме того -- отсутствие пополнений и накапливающаяся усталость. Прежде всего -- моральная. По сути, войска Манштейна ощутили на себе то, что до них испытали защитники Москвы. Пока -- слабо, однако надежд на улучшение ситуации с каждым днём становилось всё меньше и меньше...

А в один кому прекрасный, а кому наоборот, день всё вдруг закончилось.

Нет, 11-ю армию совсем уж на произвол судьбы не бросили, но вот попытки отбить перешеек прекратились. И для неё это стало началом конца. Потому что при безоговорочном господстве на Чёрном море Рабоче-Крестьянского Красного флота и отсутствии господства в воздухе Люфтваффе ни снабжать толком окружённую группировку, ни даже провести нормальную эвакуацию было невозможно.

Причиной всего этого явилось наступление под Ленинградом Особой Ударной армии, которой командовал генерал Черняховский. Гусеву с Кощеем об этом рассказал Командир, добавив, что официального объявления не будет до окончания операции. Но вообще, насколько ему, "полковнику" Колычеву, известно, кольцо окружения прорвано и блокада снята. У противника же сначала случился ступор (у верховного командования), а потом приступ панической активности, направленный на парирование действий Особой Ударной.

Советское же командование, решив, что не следует откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, перегнало в Крым полк тяжёлых бомбардировщиков и устроило войскам Манштейна "весёлую жизнь", заваливая каждую ночь вражеские позиции авиационными зажигательными ампулами. А чтобы облегчить бомбовозам работу,

за сутки до этого был объявлен "День борьбы с зенитками", во время которого известные позиции ПВО противника были сначала накрыты артиллерией, а потом причёсаны штурмовиками.

После третьей ночи советское командование предложило гитлеровцам сдаться. Предложение было сделано утром, в десять часов. Время на обдумывание -- двенадцать часов. И когда в двадцать два часа того же дня ответа так и не поступило, на аэродроме, где базировался полк, загудели моторы.

Бомбардировщики вылетали ещё дважды, и только после этого Манштейн отдал приказ о капитуляции, а сам на маленьком самолётике удрал куда-то в сторону любимого Рейха.

После того как 11-я армия капитулировала, группа Колычева провела на полуострове ещё некоторое время, собирая и уточняя сведения по потерям, как своим, так и противника (особенно по уничтоженной вражеской технике), после чего волею начальства оказалась выдернута под Москву, в один из только что созданных учебных лагерей осназа. Как сказал Нарком на встрече перед выездом к очередному месту базирования, в таких лагерях сейчас ведётся обучение будущих инструкторов, которые, отучившись и сдав зачёты, станут потом учить других бойцов. А в этом лагере (а потом развёрнутой на его базе школе) будут учить тех, кому потом предстоит действовать в средней полосе. То есть, в том числе, умению договориться с лешим и другими подобными ему существами. И учить, как надеется Советское Правительство, будет сам князь. Хотя бы самый первый набор.

Нет, если товарищ Кощей решит, что ему это не по чину, то Советское Правительство его поймёт и обиду держать не станет...

Товарищ Кощей, изобразив задумчивость, задал товарищу Наркому несколько вопросов, уточняя, прежде всего, чему учить (на усмотрение товарища Кощея), кто будет отбирать кандидатов и, главное, что делать с теми, кого сам князь сочтёт неподходящими.

Последние два вопроса для некоторых товарищей явно были очень даже животрепещущими, поскольку означали возможность пристроить поближе к князю нужного человека. Пусть на короткое время, но это сначала. А потом, глядишь, и в постоянные ученики попасть получится. А там...

И если об этом догадался даже Гусев (Сергей не считал себя глупым, но признавал, что до недавнего времени безоговорочно верил всему, что говорилось от имени Партии старшими товарищами. И до сих пор полностью от этой привычки не избавился), то уж напарнику, как говорится, сама Мать-Земля велела. Подозрения Гусева -- что это всё не просто так и затеяно не ради одной только подготовки осназовцев -- подтвердило поведение Наркома. Лаврентий Палыч упорно не желал предоставлять князю право отчислять неподходящих по его (Кощея) мнению курсантов. Однако же напарник тоже закусил удила. При этом как товарищ Берия не желал (или не мог?) проявлять власть и отстранять несговорчивого "товарища" от преподавания, так и сам этот "товарищ" явно не собирался заявлять, что ему на таких условиях учить "невместно". Хотя было у Сергея подозрение, скажи Кощей так, и Нарком отступится.

Наконец Берия, устало выдохнув, откинулся на спинку кресла и проговорил то ли осуждая, то ли восхищаясь:

– Ну, княже, ты и упёртый...

На что Кощей, приподняв... бровь, насмешливо поинтересовался:

– С кем об заклад бился?

– Н-ну-у...
– Лаврентий Павлович отвёл глаза, как бы случайно мазнув взглядом по потолку...

Если бы Гусев верил в бога, он сравнил бы время пребывания в учебном лагере с адом. Причём не только для курсантов, но и для инструкторов. Потому что какой у нас самый лучший способ обучения? Правильно! Личным примером! Правда, им, оперативникам группы Колычева, в этом отношении было намного проще -- сказывались занудство и настойчивость князя, с которыми он не давал им отдохнуть в перерывах между выходами. Да и Сила, как ни крути...