Товарищи

Пистоленко Владимир Иванович

— Я сейчас прочитаю. В общем, ребята, дирекция и партийная организация эмтээс за хорошую работу благодарят всю шефскую бригаду, пишут, что ребята работали, не считаясь со временем, и благодаря их старанию эмтээс успешно закончила ремонт и своевременно начала весенний сев. Потом в письме говорится, что делали токари, слесари — о каждом в отдельности.

— Все, значит, так, как я советовал! — хвастливо обронил Мазай. — Здорово получается, товарищ мастер, правда?

Селезнев, усмехнувшись,

спросил:

— Так, может, ты и письмо продиктовал? А?

Мазай пожал плечами:

— Диктовать-то не диктовал, ну, а все ж приблизительно подсказал что смог.

Вдруг Оля подняла руку:

— Товарищ Батурин, можно вопрос? У нас прошел слух, будто в Платовке хотели назначить Мазая заместителем директора эмтээс, просили очень, а он заупрямился. Не пойду, говорит, и все. Если уж идти, так только директором. Не пишут об этом?

Ребята рассмеялись, а Батурин даже не улыбнулся,

— Об этом в письме ничего нет, а вообще о Мазае, Жутаеве и Бакланове пишут, и неплохо. Вот слушайте.

Он развернул лист, написанный на машинке, и громко, выразительно начал читать:

— «Большую помощь оказали формовщики Мазай, Жутаев и Бакланов. Без помощи мастера они заформовали все нужные детали, удачно провели плавку. Литье оказалось высококачественным. Мазай освоил формовку остродефицитной шестеренки для сеялки, и теперь эмтээс не испытывает в ней нужды…»

Мазай не ждал такой похвалы. Хотя он и надеялся, что Маврину неизвестно о его оплошности, но, когда Батурин начал читать, у него заныло сердце. Сейчас же он был полон радости, но показать ее не хотел.

Батурин прервал чтение, сунул письмо под мышку и оглушительно захлопал в ладоши:

— Браво! Молодец Мазай!

Сережа соскочил с лестницы и закричал:

— Ура Мазаю! Качать Ваську!

— Качать!

— Качать знатного литейщика!

Не успел Мазай опомниться, как десяток крепких рук схватили его и подбросили в воздух.

Мазаю было приятно такое чествование, он был не в силах скрыть радостную улыбку и не отбивался. Он принял «качание» как должное и даже вытянулся горизонтально, чтобы удобнее было его подбрасывать. Но для вида он уговаривал друзей:

— Хватит! Хватит! Уроните, расшибете ударника.

— Будет, ребята! Будет, — сказал Селезнев, — а то до смерти закачаете.

Мазая под команду «взяли» подбросили последний раз высоко-высоко, подхватили на лету и бережно поставили на землю. К нему тут же подскочила Оля Писаренко и, изогнувшись в картинном поклоне, подобострастно затараторила:

— Василий Павлович, с удачей вас! Станете большим человеком — не забудьте нас, маленьких. А то бросишь возле вас якорь, вы не то что в кают-компанию попросите — на камбуз угоните,

да еще палубу заставите драить.

Выходка Оли вызвала смех, но на Мазая подействовала, как ушат холодной воды. От хорошего настроения не осталось и следа. Он чуть было не толкнул Олю — сдержал себя вовремя и грубовато ответил:

— Брось, Ольга, старое перемалывать. Ты новенькое скажи.

Оля хотела что-то ответить Мазаю, но Батурин призвал расшумевшихся ребят к порядку:

— Внимание! Я еще не дочитал письма. Слушайте дальше.

— Читайте, читайте, товарищ Батурин!

— «О формовщике Жутаеве нужно сказать особо. Он не только работал сам, трудился не покладая рук, но и руководил всей бригадой формовщиков…»

— Неправда! — резко выкрикнул Мазай. — Может, кем и руководил, только не мной! Я и без него знаю, что делать, и нечего лепить его ко мне.

— Как же это получается, Мазай? — спросил Батурин. — Ведь ты же говоришь, что почти диктовал письмо директору эмтээс. Выходит, надиктовал на свою голову.

— А что вы лепите ко мне этого… этого друга?

— Послушайте Василий Мазай, — официальным тоном одернул его Селезнев, — когда вы научитесь вести себя как следует?

— А я и веду себя как следует, — не сдавался Мазай. — А раз неправда — никто мне рта не закроет. Подумаешь, нашли мне вожатого! И без него дорогу знаем, не заблудимся.

— Василий Мазай, вы грубо разговариваете со старшими, — еще строже сказал Селезнев. — А вот Жутаев умеет держать себя. Потому его и ставят выше вас, и будут ставить. И правильно ставят.

— Васька, брось, ведь нехорошо, — тихонько шепнул Мазаю Сергей.

— Отстань!

— Читайте дальше, товарищ Батурин, — предложила Оля.

— Потише! Продолжаю: «Скромный, серьезный, дисциплинированный, Жутаев был примером и для нашей молодежи. Такими ребятами, как Жутаев, ремесленное училище может гордиться!» Вот, ребята, и все.

Оля почти вплотную подошла к Жутаеву, захлопала в ладоши и, не скрывая радостной улыбки, закричала:

— Борька — молодец! Качать его! Качать белобрысого!

— Качать! Качать!

Жутаев побежал прочь, но его догнали и схватили:

— Не уйдешь!

— Ребята, не за что. Не нужно, — отбивался Борис.

— Держись за землю!

Ему удалось вырваться. Но далеко во дворе его все же поймали. Началась возня и послышались крики: «Раз, два, взяли!»

У вагранки остались Селезнев, Батурин и Мазай.

— А нехорошо ты себя ведешь, Василий. Очень нехорошо. Характер у тебя просто невозможный, — сказал Селезнев.

— Ну и пускай, товарищ мастер! Мой характер ни у кого еды не просит. Какой есть, такой и есть.