Традиции и инновации в дополнительном образовании: социокультурный контекст

Каменец Александр Владленович

Полифункциональность вещи и многогранность социальных интересов, разнообразие утилитарных, эстетических и вообще вкусовых пристрастий, в зоне которых оказывается тот или иной предмет, превращают его нередко в предмет «любительства». Отсутствие научных критериев отбора культурных предметов ведет к насаждению «псевдотрадиций». А «технологии», оторванные от истории, вырождаются в «псевдокультуру» (видимо, этим и объясняются

отчасти дискуссии о так называемых «новоделах»). Только глубокая разработка памятниковедения способна создать контекст проектирования культурной среды, очерчивая поле действия эстетического воспитания отбором культурных объектов, которые будут выступать в обучающей части программы в качестве идеальных эстетических образов.

Многофункциональность предметов культуры, их способность удовлетворять различные человеческие потребности – утилитарные, познавательные, рекреационные, эстетические и т. д. – ставит вопрос о специфике эстетических функций культурного памятника.

В истории эстетики известны прецеденты объяснения эстетических функций предметов старины как предметов роскоши, украшающих обыденную жизнь. Например, известный философ-позитивист XIX в. Г. Спенсер считал [11, с. 886–888], что вещественные остатки прошлого (а также описания быта, костюмов, нравов, верований и т. д.) осознаются потомками как эстетические по принципу контраста: то, что служило практическим целям в обществе одной эпохи, становится украшением в последующей. Так, феодальный замок выполнял в свое время утилитарные функции (защиты и безопасности). Потомками же он воспринимается как не более чем декорация. Кольчуги, копья, темницы, поединки и т. д. послужили материалом для романтических повестей. То есть условием красоты выступает «контрастность восприятия», оставляющая в тени собственную социальную значимость тех явлений истории, которые составляют культурный фонд человечества.

Специфика эстетических функций исторического памятника должна вытекать из его социальных функций, выявляя законы оформления социального содержания в историческом «пространстве-времени». Как пространство и время способны выступать в качестве эстетических категорий в предметной структуре памятника?

История искусства отвечает на этот вопрос достаточно определенно. Эстетическое значение пространственно-временных отношений выражается образно. И эта многообразность различных аспектов и связей пространственно-временных

отношений обозначается понятием «стиль».

Это понятие имеет достаточно широкий характер обобщения, который фиксирует не только единичные аспекты формообразования (в каждом отдельном виде или жанре искусства, направлении, школе или творчестве отдельного художника), но всеобщие эстетические принципы единства формы и содержания. Стиль, по замечанию А.В. Луначарского, это то, как выражается гармония социально-исторически, «как многообразие сведено к единству и выражает стиль… эпохи» [9, с. 318].

Памятник культуры воспринимается как таковой в силу своей индивидуальной самобытности, иначе он был бы неотличим от других элементов той же исторической среды.

Эта оформленность, зримость выражения культурного содержания достигаются разными средствами. Поэтому различен состав памятников по своим стилистическим особенностям. Хронограф отличен от летописи, повести, иконы или миниатюры. Но при всех жанрово-видовых отличиях образов искусства общим началом, объединяющим многообразие культурных памятников по способу выразительности, является стилистический принцип.

Стилеобразующие принципы выразительности культурного содержания в эстетической традиции иногда называют поэтикой. Взятые масштабно (исторически, эпохально), они могут быть обозначены как «историческая поэтика» (термин «стиль эпохи» и «поэтика художественного времени» вводит Д.С. Лихачев) [6, с. 32–36; с. 209–334].

В основе стилеобразующих принципов исторического сознания лежит мировоззрение. Оно определяет способ восприятия, мышления, аргументацию различных исторических событий и т. д. Например, отсутствие политического и государственного единства русских княжеств XIII–XV веков пыталась восполнить древнерусская литература, которая, по выражению Д.С. Лихачева, «поднялась как огромный защитный купол над всей Русской землей» [7, с. 150]. В данном случае литературный стиль – не просто особый род поэтики как направление литературного жанра. Это род «исторической» поэтики, которая дает основания для реконструкции сознания соответствующей эпохи. Поэтому литература в разных стилевых формах (жития, поучения) могла выполнять социальные функции. Она являлась носителем национального самосознания, в данном случае – сознания единства Русской земли.

Конец ознакомительного фрагмента.