Традиция

HazelL

— Нейрис, — это уже был голос Эймона, как всегда тихий и спокойный. — Сейчас ты слишком слаба, и тебе нужен отдых. Ты слышишь меня, Нейрис? Ты останешься здесь, а мы с Дейроном обо всём позаботимся…

— Нет, — упрямо замотала головой Нейрис. — Нет, я хочу…

— Нейрис, или ты остаёшься добровольно, или я прикажу, чтобы тебе дали макового молока. Нейрис, неужели ты нам не доверяешь? Нейрис!

— Где Эйгон? — вместо ответа устало спросила она. — Почему он не приходит? Почему вы здесь, а он — нет?

Повисло молчание. Нейрис видела, как неловко было Дейрону,

и чувствовала напряжение Эймона. Его неодобрение, осуждение, злость, даже, скорее, ярость.

— Он с леди Барбой и Эйгором поехал с визитом в Речные земли, — наконец, вымолвил Дейрон.

Нейрис кивнула, принимая к сведению известие. Верно. Всё верно. Ничего другого и не следовало ожидать. Леди Барба слишком быстро оправилась после родов, и, конечно, они отправились похвастаться сыном перед Талли, Бракенами, Блэквудами… Ладно. Всё верно. Сын — это всегда хорошо, тем более такой, как Эйгор — сильный, крепкий, живой.

— Нейрис? — позвал Эймон.

Она снова кивнула.

— Всё… всё хорошо. Да, всё хорошо. Ладно… Дейрон, проследи за всем, милый, хорошо?..

Дейрон кивнул и, склонившись над матерью и поцеловав её в лоб, стремительным шагом вышел из комнаты.

— Я тоже пойду, — сказал Эймон, поднимаясь с кровати.

— Нет, — Нейрис неожиданно даже для самой себя ухватила брата за локоть. — Останься, Эймон. Пожалуйста.

Он хотел было что-то ответить, но, по-видимому, передумал и присел обратно на край кровати.

— Расскажи мне что-нибудь, Эймон, — склонив голову брату на плечо, попросила она.

— Что же тебе рассказать, сестрица? — улыбнулся Эймон. — Что такого, чего ты ещё не знаешь?

Нейрис повернула голову, чтобы посмотреть брату прямо в глаза, и протянула руку к его лицу.

— Расскажи мне про пленение.

Она видела сомнения Эймона и его колебания. Она знала, что он не хотел рассказывать о Дорне и смерти короля Дейрона, не хотел вспоминать, не хотел пугать Нейрис… Он не хотел так много всего, связанного с войной, хотя она и была давно закончена, и даже дорнийская принцесса стала принцессой Вестероса… Но Нейрис знала, что и ей он отказать не мог — она была его слабостью, как бы странно это ни было. И Эймон начал рассказ.

Он рассказывал о походе Дейрона и многочисленных победах над мятежниками на Костяном Пути, делился ощущениями пьянящего облегчения от предложенного дорнийцами мира и тяжестью осознания вероломного предательства. Рассказывал о бойне — не о битве даже, в которой трое из его рыцарей-братьев доблестно погибли, а четвёртый трусливо сбежал, опозорив все святыни Белой Гвардии. Рассказывал о смерти Дейрона — с Чёрным Пламенем в руке, окружённого десятками дорнийцев. Рассказывал о том, как самого его, пленённого, подвесили в клетке, как какого-нибудь зверя, над змеиной ямой, как ядовитые дорнийские гадюки жалили его, и Нейрис с точностью не знала, кого он имел в виду под «гадюками» — змей или самих дорнийцев. Рассказывал о том, как его спас Бейлор чуть ли не ценой собственной жизни. Его голос, тихий и спокойный, источал горечь и сарказм — разумеется, как же всё-таки это было унизительно, когда король спасал белогвардейца, в то время

как всё должно было быть наоборот. И рассказывал о долгом пути домой и о том, что ему, истощённому и израненному, сил придавали только мысли о Нейрис.

Льстил, конечно же, льстил, и Нейрис знала это, но улыбка всё равно расплылась на её лице.

— И я вернулся, а когда увидел тебя, вся боль сразу же отошла на задний план, забылась, исчезла, — он замолчал и, приподняв её голову за подбородок, заглянул Нейрис в глаза. — Ты понимаешь, как дорога мне, Нейрис? И если бы сегодня что-то пошло не так, если бы сегодня с тобой что-то случилось, Нейрис… я не знаю, что сделал бы. И ты знаешь, прости, конечно, но я рад, что Эйгон уехал, и надеюсь, что в Речных землях он пробудет так долго, как это вообще только возможно.

— Ты не должен так говорить…

— Да, я знаю, но, — Эймон горько рассмеялся, — Нейрис, если бы это у меня сегодня родилась чудесная дочь, если бы ты родила мне дочь, если бы Дейрон был моим сыном… боги, Нейрис, одни только «если бы», но я был бы самым счастливым человеком на свете.

Нейрис мягко улыбнулась. Эти слова, эти мысли были кощунственными, потому что она — замужняя королева, а он — рыцарь Белой Гвардии, но… на самом деле она не знала, каким было это «но». Она ничего не знала и ничего не хотела знать. Всё было так запутано и так… сложно!

Нейрис чувствовала, как Эймон легонько поглаживал её по волосам, и в голове её крутилась мысль, что это страшный, страшный грех, а решение стать септой, и раньше бывшее твёрдым и непоколебимым, становилось всё сильнее. И даже Эйгон не сможет остановить её в этот раз.

Ощутив лёгкий поцелуй в лоб, Нейрис прикрыла глаза. Какой же всё-таки это был грех…

========== Шира ==========

Раздался стук, и дверь тихо скрипнула, приоткрывшись. Шира бросила косой взгляд поверх горы свитков и пергаментов на вошедшего и хитро улыбнулась.

Бринден всегда был чересчур серьёзным, и не зря люди опасались его. Конечно, внешность его тоже играла не малую роль, но характер и манера поведения были всё же важнее. Угрюмость и таинственность во все времена пугали людей. И сейчас… кто бы мог подумать, что Бринден Риверс, Кровавый Ворон, может неуверенно стоять в проходе, переминаясь с ноги на ногу! Тихо засмеявшись, Шира махнула рукой, приглашая его зайти внутрь.

Улыбка Кровавого Ворона была тонкой и почти незаметной, но Шира всегда могла её разглядеть. Могла различить все виды его улыбок. Хищную, злую, ироничную. И ту, которая была предназначена только ей.

Шира отложила книгу, которую читала, в сторону и, лениво поднявшись на ноги, пошла навстречу брату, но, не удержавшись, перешла на бег. Она бросилась на шею Бриндена так скоро, что тот еле-еле успел раскрыть для неё объятия.

— Ты вернулся! — радостно засмеялась Шира, ещё крепче обнимая его.

— Да, — Бринден говорил тихо. — Бунт подавлен, и, надеюсь, это был хороший урок для последующих мятежников.

— Почему ты думаешь, что будут ещё восстания? — отстранившись и хитро оглядев его лицо, освежая в памяти каждую его черту, поинтересовалась Шира.