Трафальгарский ветер

Форестер Сесил Скотт

Кучер и двое конвоиров, скакавшие по обе стороны кареты, закончили осмотр передних колес и теперь о чем-то докладывали сержанту. Остальные десять человек, ехавшие позади кареты, сбились в кучку, оживленно обсуждая вынужденную остановку и радуясь незапланированной передышке.

Вот тут-то и началось…

Майор Бертье взирал на происходящее с таким чувством, будто видит кошмарный сон. Дорога в этом месте пролегала почти вплотную к горному склону, и над ней нависал козырьком широкий скалистый выступ, густо увитый ползучими растениями. Внезапно зелень на уровне пары ярдов над основанием скалы раздалась, словно взрезанная лемехом плуга, и что-то темное, огромное, вытянутое устремилось прямо на солдат охраны, с каждой долей секунды набирая скорость. Здоровенное бревно из цельного ствола сосны, подвешенное на краю скалы на двух толстых канатах, отделилось от горного склона и с размаху врезалось в группу ни

о чем не подозревающих конвойных. Всех их до единого сбросило на землю. Досталось и лошадям, хотя из них пострадали только две-три, самые крупные. Высота тарана была тщательно подобрана неизвестными нападающими и рассчитана, в первую очередь, на всадников, которые теперь валялись на земле в самых различных позах и со всевозможными ушибами и контузиями, но убитых среди них не было. Лошади, в отличие от своих хозяев, не пострадали совсем, если не считать легкого испуга. Одна из них уже поднялась на ноги, а две другие пытались последовать ее примеру.

И в эту минуту стена зелени, покрывающая скалу, обрушилась на дорогу, накрыв людей и лошадей…

Только теперь перепуганному до глубины души майору стало понятно, что зелень — всего лишь маскировка, искусно вплетенная в большую рыбачью сеть. От обнажившейся скалы к карете и конвою ринулись какие-то люди. Их было много — человек сто, как показалось Жозефу Бертье. На самом-то деле их было всего тридцать, но у страха глаза велики, а родственник маршала не страдал избытком храбрости, чего нельзя было сказать о воображении. Одетые в живописные лохмотья, с перекошенными в крике зверскими рожами, разбойники набросились на солдат и в считанные мгновения связали их по рукам и ногам. Никто не успел произвести в нападавших ни единого выстрела. Человек пять бросились к майору. Он один остался целым и невредимым, так как все это время стоял в стороне и под прикрытием кареты. Волна угрозы, исходящая от приближающихся к нему разбойников, побудила оцепеневшего майора к активным действиям. Нет, он не схватился за пистолет или за шпагу, чтобы дать отпор бандитам. Вместо этого он с ловкостью ящерицы нырнул в карету, захлопнул за собой дверцу и забился под переднее сиденье, закрыв лицо первым, что попалось под руку, а именно кожаной сумкой с документами и личным посланием императора, адресованным адмиралу Вильневу.

Грубые руки безжалостно извлекли всхлипывающего от страха курьера из его жалкого убежища. Кто-то вырвал у него сумку…

— Что у тебя здесь, вонючка? — прорычал ему в лицо на ломаном французском здоровяк с рыжими волосами, от которого за милю несло чесноком. — Золото?..

Не дождавшись ответа от перепуганного майора, рыжий раскрыл сумку и пренебрежительно фыркнул:

— Бумаги! Говори, где золото?! А это дерьмо можешь забрать, — с этими словами он сунул сумку обратно в руки опешившему курьеру. — Куда спрятал золото? Признавайся!

— Нет у меня золота! — завопил Жозеф Бертье, обретший, наконец-то, дар речи. — Я только курьер, простой почтальон! Не убивайте меня, умоляю вас! У меня только письма и больше ничего. Хотите — заберите мой кошелек. Там у меня… сто… двадцать франков.

— Золотом? — алчно спросил рыжий.

— Нет, ассигнациями, — пролепетал майор.

— Черт бы тебя забрал! — презрительно сплюнул разбойник. — Ладно, давай ассигнациями.

Пока Жозеф Бертье дрожащими пальцами вытаскивал из внутреннего кармана мундира свою наличность, остальные разбойники закончили вязать конвойных и переловили всех лошадей. Дружными усилиями они навьючили связанных солдат на коней и вытащили из искусно замаскированной ямы, покрытой досками так, чтобы по ней могли проехать конные, но не карета с ее широко расставленными колесами, экипаж, в который погрузили отобранное у охраны оружие и бесцеремонно втолкнули связанного по рукам и ногам майора. Сумка с документами осталась при нем.

Куда его везли, Жозеф Бертье не знал и не хотел знать. Как и все прочие, он был наслышан о жестокости испанских разбойников. В свое время его потряс рассказ о распиленном пополам французском офицере, угодившем в лапы Запаты, и теперь майор с ужасом рисовал перед мысленным взором жуткую картину: он лежит голый, привязанный к деревянным козлам, а двое разбойников, злобно ухмыляясь, подкрадываются к нему с огромной двуручной пилой. Больше всего на свете он мечтал теперь, чтобы путешествие никогда не кончилось, сознавая в глубине души, как несбыточны его мечты. Сам того не замечая, он тихо скулил, ерзая по заднему сиденью и пытаясь ослабить путы, но люди Запаты знали свое дело, и он только разодрал в кровь запястья.

Карета несколько раз круто поворачивала, а однажды, после короткой остановки, майор почувствовал, что его несут вместе с каретой. Вероятно, разбойники переправлялись таким образом через какое-то препятствие, которое никак невозможно было

объехать. Длилось все это минут тридцать, но связанному пленнику минуты показались часами. Но вот карета остановилась уже окончательно, и Жозефа Бертье снова извлекли на свет Божий. Кожаная сумка по-прежнему висела у него через плечо, и никто ею больше не заинтересовался. Двое разбойников взяли майора за руки и за ноги и отнесли в убогую хижину, рядом с которой остановилась карета. Здесь его положили на лавку в полутемном чулане с крошечным окошком под самым потолком и оставили одного, захлопнув за собой дверь и закрыв ее на засов снаружи. Один из разбойников даже проявил своеобразную заботу о пленнике. Заметив, что сумка с бумагами попала под бок уложенному на лавку майору и причиняет тому неудобство, он снял ее с плеча и повесил рядом на торчащий из стены гвоздь, где она все время находилась в поле зрения курьера. Правда, тот же разбойник не преминул проверить содержимое сумки еще раз, очевидно, надеясь найти там что-нибудь ценное. Ничего не обнаружив, он снова закрыл сумку, но сделал это так небрежно, что уголок самого главного пакета — личного послания императора — остался торчать наружу…

Куда подевались кучер и конвойные солдаты, Жозефа Бертье в данный момент не интересовало, а вот собственная судьба волновала его очень и очень сильно. Он лежал на лавке, поминутно вздрагивая от каждого шороха и в страхе прислушиваясь к грубым голосам, доносящимся из-за двери чулана.

Неожиданно загремел засов, дверь распахнулась, едва не слетев от рывка с петель, и в чулан ворвались двое разбойников. Одним из них был уже знакомый Жозефу рыжий здоровяк, второго он видел впервые. В руках у рыжего был нож с длинным-предлинным лезвием, которым тот угрожающе размахивал. Приблизившись вплотную к беспомощной жертве, разбойник несколько раз со свистом рассек ножом воздух в каком-то дюйме от лица пленника. Майор решил, что настал его последний час и в ужасе закрыл глаза, чтобы не видеть смертоносного клинка. Но рыжий, похоже, пока не собирался его убивать. Нависая над связанным майором и закрывая своим телом обзор, он схватил его за грудки, беспощадно затряс и заорал во все горло:

— Куда подевал золото, французская скотина?! Говори сейчас же, а то я тебе нос отрежу! — и он приставил кончик ножа к носу курьера.

Жозеф Бертье совсем потерял контроль над собой. Он почувствовал, как по ногам потекло что-то теплое и зарыдал от стыда и жалости к себе. Он не мог заставить себя произнести ни слова и только отрицательно тряс головой в безнадежной попытке убедить разбойников, что никакого золота он не прятал…

Второй разбойник, все это время занимавший позицию за спиной рыжего у стены, где на гвозде висела сумка с бумагами, приблизился к лавке и тронул напарника за плечо:

— Зря стараешься, Хуан, этот болван ничего не скажет, потому что ничего не знает. Должно быть, нас ввели в заблуждение. Да и зачем, скажи на милость, французскому императору слать золото в Испанию, когда он только и думает, как бы побольше выкачать его отсюда? Оставь его, пусть атаман сам решает, что с ним делать.

Рыжий что-то недовольно пробурчал, но не стал спорить с товарищем. Оба покинули чулан, снова закрыв дверь на засов. Майор Бертье остался один. Он лежал на лавке, ощущая под собой противную сырость и нисколько не сомневаясь, что только чудом избежал сейчас смертельной опасности. Взгляд его упал на висящую прямо напротив сумку. Уголок пакета с письмом императора торчал из нее как и прежде. Или не совсем так? Вроде бы до этого он высовывался на полдюйма больше? Или меньше? А, плевать! Главное — пакет на месте, да и какое ему дело до всех пакетов на свете, когда через пять минут его, быть может, начнут распиливать пополам!..

Жозеф Бертье не был подготовлен к шквалу отрицательных эмоций, обрушившемуся на него в течение последнего часа. Защитная реакция организма не заставила себя долго ждать. Как и в детстве, стараясь уйти от суровой действительности, он сам не заметил, как уснул.

Двухчасовой сон благотворно повлиял на организм майора. Лавка была немногим жестче заднего сиденья кареты, и он мог бы продолжать спать и дальше, если бы не лязг засова, разбудивший несчастного и заставивший его снова сжаться от страха. Страх перешел в беспредельный животный ужас, когда он увидел перед собой рыжего мучителя и выглядывающую из-за его плеча усмехающуюся физиономию второго разбойника. Плотоядно ухмыляясь, рыжий медленно вынул нож из ножен и приблизил его острие к правому глазу пленника. Тот зажмурился и закричал не своим голосом, пронзительно и жалобно, словно подраненный заяц. Он кричал и кричал, не раскрывая глаз, пока увесистая пощечина не заставила его заткнуться. Майор на миг поднял веки, увидел перед собой ненавистную рожу и снова крепко зажмурился, но тут же получил удар по второй щеке. Пришлось все-таки открыть глаза, хотя и против воли.