Трагедия капитана Лигова
Шрифт:
Вот об этом и думал Владислав Станиславович Ясинский, нервно меряя шагами свой кабинет. Глубокие морщины изрезали его лоб. Лицо было сумрачно, глаза злые и растерянные. Владислав Станиславович чувствовал себя обманутым, не знал, что, делать, как поступить.
Поездка в Петербург была неудачной. Выхлопотать монополию для Дайльтона не удалось. В столице многое изменилось. Судьба Лигова вызывала сочувствие, а действия Клементьева — поддержку. Как сообщал потом Ясинский Дайльтону, все, кто мог, оказывали Георгию Георгиевичу любезное содействие.
Ясинский
Нет, не об унижении, не об обиде думал Владислав Станиславович, а о том, что он упустил сделку, обещавшую громадные прибыли. Зачем он тогда так неодобрительно отозвался о решении Клементьева стать китобоем, зачем отказал ему в руке Тамары? Ясинский даже застонал от огорчения…
Он подошел к окну и взглянул на улицу, ведущую в порт. По ней шли празднично одетые люди. Вот прокатила пролетка генерал-губернатора. На шинели Корфа золотом горели эполеты.
Все спешат встретить Клементьева. И только он один не смеет показаться ему на глаза. А ведь все могло быть иначе: он мог быть сегодня вторым лицом в торжестве и, конечно, совладельцем нового предприятия…
В душе коммерсанта закипела злость против Дайльтона. Все из-за него! О, как ненавидел сейчас Ясинский президента компании! Надо что-то придумать, найти дорогу к Клементьеву…
Ясинский прошел в угол к шкафчику, налил бокал красного вина, поднес его к губам и бросил взгляд на залитую солнцем бухту.
Из-за мыса Голдобина показалось приземистое судно. Ясинский, сразу же догадался, что это китобоец Клементьева. Он жадно следил за ним, и когда через несколько минут вспомнил о бокале, то с удивлением увидел, что тот пуст. Когда выпил вино, Владислав Станиславович не помнил.
…В порту собралась толпа, а на главной пристани, что недавно построили, были Корф с чиновниками, командир клипера «Иртыш» капитан второго ранга Рязанцев с несколькими офицерами и Олег Николаевич Лигов.
В черном пальто, застегнутом наглухо, Олег Николаевич стоял в стороне ото всех, сутулясь и опираясь костлявой рукой на трость с рукояткой в виде головы кита — подарок Ходова. Из-под низко надвинутой морской фуражки выбивались седые пряди волос. Тщательно выбритое лицо исхудало, пожелтело, а глаза, в которых навсегда залегла печаль, смотрели устало. Он, казалось, не разделял нетерпеливого ожидания собравшихся и был погружен в глубокую думу. Рязанцев порывался подойти к Олегу Николаевичу, но всякий раз его удерживала сосредоточенность Лигова.
— Внимание! Господа! — раздался густой бас Корфа. — Маяк Голдобина дал сигнал!
Сразу стало тихо. Все смолкли и смотрели на маяк, с которого сигнализировали флажками. Рязанцев громко читал:
— Судно капитана Клементьева миновало бухту Диомид и приближается к мысу!
Собравшихся охватило волнение. Все невольно подались вперед, к воде.
—
Над китобойцем взлетели флаги, развеваемые, слабым ветром. Георгий Георгиевич приветствовал Владивосток и его жителей.
— Великолепное судно! — оценил Рязанцев, следя, как «Геннадий Невельской» легко резал воду.
— Да! — подтвердил старший офицер. — Оно больше на военное похоже, чем на промысловое!
Старший офицер посмотрел на командира, ожидая, что тот скажет, но на его замечание отозвался Корф:
— Китобойный промысел, пожалуй, дело боевое!
Со всех сторон слышались замечания. Судно с низкими фальшбортами, чуть откинутой назад трубой и мачтами всей своей оснасткой и формой стального корпуса, окрашенного в темно-серый цвет, вызывало одобрение моряков и недоуменные замечания горожан:
— Да оно не больше тринадцати сажен будет!
— Такое, что кит потопит…
Лигов внимательно следил за «Геннадием Невельским». Плечи его расправились, он точно почувствовал себя на мостике. Увидев на носу китобойца гарпунную пушку, Лигов на мгновение прикрыл глаза и, снова найдя ее взглядом, убедился, что это не галлюцинация. Хлынули мысли, одна радостнее другой. Так не погибло русское китобойство, не напрасно он страдал столько, его дело продолжают! Глаза Лигова затуманились, но, подавив минутную слабость, он продолжал следить за судном.
Клементьев стоял на мостике в парадном военном мундире и отдавал команды. Сбавив ход, китобоец подходил к пристани.
Георгий Георгиевич взглядом смерил оставшееся расстояние и приказал застопорить машину. Капитан волновался, но этого нельзя было заметить ни по его лицу, ни по ровному голосу и четким движениям.
На судне все блистало чистотой, свежей краской. Команд, была одета в новое. Ходов, радуясь и волнуясь, что сейчас увидит Лигова, не мог оставаться на месте, проверял, готовы ли матросы отдать швартовы. Он часто поглядывал на капитана, ожидая от него команды, и беспрерывно расправлял усы. Ему страшно хотелось курить, слюна заполняла рот, сводило скулы, но боцман крепился. Он то и дело вглядывался в толпу встречающих, отыскивал Лигова.
Китобоец плавно подходил к пристани. Люди махали ему руками, что-то кричали, но Клементьев не различал отдельных слов. Он был захвачен швартовкой судна, точно сдавал экзамен на звание капитана. В этом было и стремление показать, что он не забыл военной морской выучки, и желание подчеркнуть отличные качества своего корабля.
— Отдать швартовы! — наконец приказал он.
На пристани приняли швартовы, и пока закрепляли их, на носу корабля был поднят гюйс [22] и в тот же момент сброшен трап.
22
Гюйс — особый флаг. Поднимается на кораблях, имеющих артиллерию.