Трактат об удаче (воспоминания и размышления)
Шрифт:
Последствия расслоения российского общества оказались катастрофическими для либералов, отцов гайдаровской реформы. А так как я активно играл в этой команде, то и для всех нас, кто играл в ней не по контракту, а по убеждению. Мы потеряли свой лучший электорат – гуманитарную и техническую интеллигенцию, которая билась за опального Ельцина, стояла у Белого дома в августе 1991 года, не сопротивлялась реформам, а требовала их. Именно эти люди обнищали в первую очередь и в большей мере, чем все остальные. Их, как и всех остальных, лишили многолетних и действительно трудовых сбережений в Сбербанке еще задолго до 1992 года. Но тогда они еще считали фантики, которые числились на их
Не менее трагичным оказался исход в «бедный» слой общества практически всех силовиков.
И интеллигентов, и силовиков перевели на самообеспечение, на подножный корм. Реализуя данный подход, немалая часть первых стала вымогать, торговать диссертациями и прочими интеллектуальными услугами, вторая – «крышевать». Эпизод плавно перешел в традицию, неукоснительно сохраняемую и сегодня, шестнадцать лет спустя.
Мое личное восприятие расслоения начала 1990-х осталось в моей памяти в виде трагического видеоряда.
Визит Е. Гайдара в Пермь. 1994 год
Бесконечная, углом протянувшаяся в Москве от ЦУМа до «Детского мира», мрачная шеренга фигур, торгующих с рук кто чем может. Невооруженным глазом видна разница в социальном происхождение этих людей, их возрасте, одежде… Общее у всех: беда в глазах, у многих – унижение…
Пикеты в Перми инвалидов, чернобыльцев, работников здравоохранения, требующих индексации пенсий, пособий, зарплаты или хотя бы выплаты задолженностей.
Друг нашей семьи доцент политеха Миша Кацнельсон, подрабатывающий дворником…
Охранник на автостоянке с наброшенной на плечи курткой, из-под которой видны погоны авиационного майора.
Встреча первого заместителя губернатора Сапиро, как было написано в повестке дня, «с деятелями культуры и искусства». Почти со всеми участниками этой встречи у меня были давние добрые отношения. А теперь я вместе с «министром» культуры Лидией Лисовенко выслушивал из уст этих дорогих мне людей обидные, но во многом справедливые упреки в том, что власть бросила деятелей культуры на произвол судьбы.
И в этом же «видеоряде» – красные пиджаки и увесистые золотые цепи «новых русских», обсуждение со знанием дела технологии распития неизвестной ранее «Текилы» и различий между красным и черным лейблом шотландского виски.
Как профессиональный экономист, я знаю, что кредит – не только полезный, но необходимый инструмент развития. Но, как частное лицо, как человек, я терпеть не могу брать кредит, залезать в долги. Если мне хочется приобрести то, что сегодня мне не по карману, я предпочитаю накопить. Или отказаться от этого желания.
Я далек от того, чтобы считать себя «святым», во всем правильным бессребреником. Но что у меня есть, так это ответственность за работу, которую мне доверили, и искренняя признательность людям, сделавшим это: вовремя меня заметившим, назначившим, проголосовавшим…
В связи с этим в моем отношении к долгам существует одно исключение: я без малейшего внутреннего напряжения считаю себя должником этих людей и стараюсь свой долг отработать по полной.
По отношению к жертвам расслоения начала 90-х – избирателям моего Горнозаводского избирательного округа, жителям Пермской области, у меня так и осталось не только чувство непогашенного долга, но и собственного бессилия
До этих строк я не отделял себя от команды реформаторов и в победах, и в поражениях. Но есть темы, описывая которые, я вынужден говорить не «мы», а «они». Расслоение 1990-х – именно эта тема.
Предвидел ли «генштаб реформы» все эти последствия реформы? Мог ли он хотя бы смягчить удар по своему передовому классу? Пытался ли что-нибудь для этого сделать.
На первые два вопроса я отвечу: частично – да. На третий: увы, нет.
В самые трудные годы либералы не нашли для них денег. Да, денег почти не было. Почти, потому что на недешевую реконструкцию Кремля деньги все же нашли.
Для того чтобы смягчить, сделать менее болезненными последствия либерализации, инфляции у нас не хватило не только времени, но и мастерства, профессионализма.
Не хватило политической дальновидности, такта хотя бы морально частично компенсировать нанесенный этим людям урон. Печальные плоды этих ошибок либералы собрали уже на первых выборах в Госдуму в 1993 году.
Все это аукается НАМ до сих пор.
Большой бедой для молодой демократической России стал один кадровый парадокс. Суть его в том, что главной опорой «раннего» Ельцина – в баталиях Союзного съезда народных депутатов, на баррикадах у Белого дома в 1991-м, теми, кто готов был идти за него под пули в 1993 году, – его ближайшим окружением были истинные демократы по духу. Ю. Афанасьев, М. Бочаров, Г. Бурбулис, А. Казанник, С. Ковалев, Б. Немцов, Г. Попов, А. Собчак, Ю. Станкевич, С. Степашин, Ю. Чередниченко, С. Шахрай… Большинство из них были порядочными людьми, но, прямо скажем, откровенно слабыми руководителями. По крайней мере, для федерального уровня. Что касается аппаратных, «подковерных» игр, то в них они были совсем никудышными. Редкое исключение – Б. Немцов, С. Степашин, С. Шахрай. Уже к 2003 году «демократы» были вытеснены из ближнего круга президента теми, кого сейчас называют «эффективными менеджерами». У большинства из «бывалых» имелся полезный опыт аппаратной или хозяйственной работы и отсутствовали интеллигентские комплексы. Неумелых романтиков сменили «рукастые» и далеко не бескорыстные циники.
Да и не все оставшиеся у руля романтики выдержали проверку на сытость.
Легко бороться с чужими привилегиями. Со своими ой как трудно. Это я почувствовал на себе. Летом 1994 года, месяца через три после избрания меня председателем Законодательного собрания, начальник нашего гаража предложил поменять мою персональную «Волгу» на иномарку. Я еще не остыл от баталии по дележу жалких бюджетных крох и без лишних реверансов высказал опасение, что он «болен на голову»:
– Мы тут за каждую копейку друг другу глотки грызем, а я на иномарке буду среди нищеты рассекать!
По тому, как переглянулись завгар и присутствующий при разговоре мой водитель, я понял, что, по их общему мнению, «больной на голову» – не кто иной, как я. Правильность этого диагноза подтвердилась через полтора-два года, когда, создав прецедент, на иномарки пересела администрация города Перми…
На первом заседании Совета Федерации второго созыва в 1996 году обсуждался вопрос о том, где будут жить в Москве сенаторы. Все мы были одновременно губернаторами и спикерами в своих регионах, а в СФ, в соответствии с его регламентом работы, должны были работать «вахтовым методом», приезжая в столицу один-два раза в месяц на пленарные заседания и на работу в комитетах (руководители комитетов, заместители председателя и председатель, конечно, почаще). Реально рабочие дни сенатора в Москве составляли от 6 до 15 дней.