Трактир «Разбитые надежды»
Шрифт:
— Что ты вообще знаешь о нем?
— Очень мало. Такой же пошел за Бирюком и теми, кто увязался за ним. Бирюк, как ныне выяснилось, спасся, но растерзанные тела остальных мы нашли совсем неподалеку от бунка. Судя по их виду, все хищники леса соперничали в борьбе за добычу. Мои люди по сей день не ходят туда, считая место проклятым, — буркнул Красный.
— Но Бирюк ушел, — напомнил воин.
— Ты знаешь об этом лучше меня. Я повторяю тебе мою просьбу: уходи как можно скорей, и совет: оставь своих друзей тут и беги, не останавливаясь.
Лешага молча смотрел на собеседника. Тот определенно не лукавил.
— Хотя, — отец Настоятель задумался. — Быть может, все не так. Возможно, как раз стоит взять их с собой. Кто знает, вдруг Бирюку потому и удалось спастись, что Охотник был занят более легкой добычей. Поверь, я вовсе не хочу тебе зла. Даже готов отпустить взятых сегодня у барьера чешуйчатых. Пусть возвращаются домой, мне от них проку никакого. В том деле, которое я задумал, нужна железная дисциплина. А чего ожидать от этой зубастой своры, неизвестно даже Ноллану, которому, как известно, все известно. Пусть твой дружок поведет их, это даст тебе фору.
Леха молчал, пристально разглядывая отца Настоятеля.
— Ты что, язык проглотил? Или еще не отошел от испуга?
— Отошел, — медленно проговорил ученик Старого Бирюка. — Я вот думаю, может быть, Марат прав, и ты впрямь этот, как их, кольценосец?
— Что за бред ты несешь? Никаких кольценосцев не существует! — Сохатый начинал злиться.
— Кто знает? Марат про них читал, а он малый ушлый, много чего такого вычитать мог.
— Кому ты веришь? Мне или этому ручному зверьку?
— Он не зверек, — уже привычно отозвался Леха. — Я сейчас уйду, только попрощаюсь, и поминай как звали. Утащу этого Охотника за собой, и будь, что будет. А ты завтра отпусти Марата и Лилию.
— Отпущу, я же сказал, — мрачно подтвердил Сохатый.
— И чешуйчатых с ними отпусти.
Ученик Седого Ворона поднялся с продавленного кресла и повернулся к собеседнику широкой, как дверь, спиной, давая понять, что разговор закончен.
Без лишних слов отодвинув часового, Лешага вошел в комнату.
— Ты победил! — бросился к нему Марат.
— Нет. Мы больше не дрались.
Лилия удивленно поглядела на «теперь уже не своего мужчину» и переспросила:
— Не дрались?
— Нет, — сухо подтвердил тот. — Я сейчас ухожу.
— Вот как… А я? А он? Как же мы? — разочарование, с каждой минутой перераставшее в ненависть, клокотало внутри, беспощадно выжигая дыру в том месте, где еще минуту назад с надеждой колотилось сердце.
— Вы пока остаетесь.
— Что значит «пока»?! Пока твой Сохатый не наигрался с нами?!
— Вы уйдете завтра. Он мне обещал.
— Прекрасно! — взорвалась Лилия. — Я и сама хотела уйти. Ты мне никто. Проклятый вор, дубина неотесанная! Вернусь к себе и постараюсь забыть эти дни как страшный сон!
Лешага опустил глаза. Он очень хотел бы не слышать того, что выкрикивала
— Да, так и есть. Так будет лучше, — тихо признал он.
— Лучше?! — повергая Леху в изумление, закричала девушка. — Ты что же, сказал «лучше»?! Я ухожу, и тебе от этого лучше?! Нет, это не лучше, это просто замечательно! Видеть тебя не желаю! Ты слизняк, а не воин!
Лешага тяжело вздохнул, поправил автоматный ремень на шее и, не оборачиваясь, вышел.
Глава 15
Лешага, как всегда, мчал быстро, сноровисто, без труда уклоняясь от торчащих веток, легко перепрыгивая стволы поваленных бурей деревьев. Тело слушалось, как прежде, но внезапно бывший страж поймал себя на странном, ранее незнакомом чувстве глухой тоски, будто кто-то вонзил в сердце рыболовный крючок и не спеша тянул его, словно упрямого леща из воды. Тупая боль не оставляла, с каждым часом становясь все назойливей и ощутимей. Бежавший рядом вожак Стаи, чувствуя состояние хозяина, даже начал поскуливать во время короткого, на сотню вдохов, привала.
Сейчас Лешага уже хорошо видел Охотника, вернее, не его самого, а сизое с черным подбрюшьем облако, ползущее вслед за ним по лесной чащобе. Порой Лехе казалось, что он смог оторваться — преследователь исчезал из виду. Но стоило чуть помедлить, и грозное марево появлялось вновь. Ползло себе неспешно, перетекая из рощи в рощу, с холма на холм, пряталось в заросшем крапивой овраге и выплывало из него, гнетущее и неторопливое, словно осознающее свое неодолимое превосходство.
«Сколько еще бежать, — опускаясь на замшелую корягу, подумал Лешага. — День, три, пять? Похоже, Охотнику это нипочем. Стоит мне упасть, стоит уснуть — конец неизбежен».
Он вспомнил слова Настоятеля о растерзанных телах. Но учитель ведь ушел, как-то ушел?! Знать бы, как! Сидевшая занозой в сердце тоска обернулась невольной злобой. Отчего не научил? Кто еще, как не он, знает, на какие уловки, какие увертки нужно идти, чтобы обмануть крадущуюся следом неотвязную тварь?
«Охотник появляется, лишь когда есть добыча», — словно из омута всплыло в памяти.
Да, говорил. Что-то такое Старый Бирюк рассказывал. Но что это означает?
Лешага остановился, и Стая замерла, ожидая приказа.
«Я убегаю, значит, добыча — это я. А если по-другому? Если самому попробовать охотиться на это „невесть что“?»
Верхним зрением он начал пристально вглядываться в своего преследователя.
«Что это? Что спрятано в клубах тумана? Те же прорвы? Когда-то, возможно, их предки были людьми. И Пучеглазый, теперь уже ясно, — человек. А облако? Прежде, как говорили, из облаков шел дождь, разъедающий кожу и лишающий дыхания. О такой напасти не слышали уже давно. Правда, зеленые дожди, которые нет-нет да обрушивались на землю, тоже не подарок, въестся в кожу мшистая поросль — ничем не выведешь, хоть с мясом срезай.