Трансформация войны
Шрифт:
Если пользоваться определениями словарей конца XVIII и начала XIX в., очень важным было различие стратегии и тактики. Слово «тактика», произошедшее от греческого слова, изначально означавшего «порядок», определялось как непосредственное ведение сражения, т. е. собственно бой как особая деятельность. В отличие от тактики, понятие стратегии включало в себя все, что происходит во время войны до и после физического столкновения. Задача тактики состояла в том, чтобы проследить, чтобы взаимное избиение происходило в должном порядке и привело к наилучшим результатам для использующей ее стороны. Задачей же стратегии было обеспечить наиболее благоприятные обстоятельства ведения боя и воспользоваться результатами после его завершения. Стратег подготавливал применение насилия и использовал его, но лично в нем не участвовал. Поэтому вскоре после зарождения стратегия стала овеваться ореолом тайны, сохранившимся и до сегодняшнего дня. Создаваемая в кабинетах с внушительными столами, картами, цветными карандашами, а впоследствии также телефонами и компьютерами стратегия, как считалось, требовала от своих адептов
Со временем эти интеллектуальные полномочия сосредоточились в рамках группы специально обученных военных, известной под названием «штаб».
Зачастую открытие нового интеллектуального инструмента сопровождается причудливыми попытками проработать все его следствия, и стратегия не была исключением. Книги по военной теории, написанные в начале XIX в., изобилуют попытками открыть «наилучшую» стратегию, или по меньшей мере сформулировать принципы ее действия. Основы терминологии заложил в 1800–1806 гг. Дитрих фон Бюлов, туманный и путаный гений, которому было суждено в конце концов впасть в немилость царя, быть выданным правительством Пруссии русским и умереть по пути в сибирскую ссылку. Как он представлял, сущность стратегии заключается прежде всего в том, чтобы выбрать правильные «операционные линии», которым должна следовать армия, а затем согласовать эти линии друг с другом в соответствии с некоторыми четко определенными геометрическими принципами. Теория фон Бюлова получила продолжение в работах других авторов. Жомини, Вентурин и другие доказывали, что театр военных действий может быть представлен огромной, чрезвычайно сложной шахматной доской, и даже были предприняты попытки на самом деле соорудить такие доски, которые соответствовали бы этому уровню сложности. Будь то на доске или на поле боя, искусство полководца состояло в маневрировании своими силами таким образом, чтобы сосредоточить максимальное количество солдат (или шашек) в решающем месте.
Но здесь нас больше всего интересует величайший из всех этих писателей — Карл фон Клаузевиц. Одна из самых познавательных глав Vom Kriegeпредставляет собой экскурс в историю стратегии примерно до 1820 г. Начиная с осадной войны — первого предмета, подвергнутого методичному анализу, — Клаузевиц перечисляет различные модные в те времена системы и описывает сильные и слабые стороны каждой из них. Он был слишком самоуверен и потому в трактате не упоминает имен даже самых известных предшественников, но они легко угадываются по тексту. Он не скрывает своего мнения о том, что те в свое время слишком погрязли в технических деталях. Все они ходили вокруг да около и упустили из виду единственный важный момент — само понятие неодолимой силы. Со слов же Клаузевица, восхищавшегося Наполеоном и называвшего его «богом войны», «лучшая стратегия всегда состоит в том, чтобы быть возможно сильнее, во-первых, вообще, а во-вторых, в решающем пункте».
В вопросе о том, каким образом должна создаваться и применяться сила, а также о том, как находить этот решающий пункт, работа Клаузевица допускает различные интерпретации. Сам он обсуждает этот предмет довольно подробно, делая должный акцент как на геометрической составляющей, так и на умении правильно воспользоваться пространством и временем для того, чтобы достичь силового преимущества там и тогда, где и когда это необходимо в наибольшей степени. Однако при этом Клаузевиц мало верил в хитрые комбинации и даже в сам человеческий разум. Как вполне ясно показывает структура его книги, стратегия — не просто упражнение для ума, состоящее в планировании на карте и проверяемое с помощью учений или военных игр. Прежде всего речь идет о мобилизации всехумственных и физических сил и превращении их в железный кулак. Этим кулаком можно как угодно маневрировать, но в конечном итоге цель всего — обрушить его на противника, уничтожить того физически и сломить его волю. «Как только это достигнуто, — пишет он, — остальное уже неважно».
С точки зрения психологии, вероятно, некоторых удивит, что такая чуткая и тонкая натура, как Клаузевиц, может представлять сущность войны таким образом. Его последователи подхватили мысль военного мыслителя и обратили ее в жестокую походную песню. Со временем появилась тенденция придавать стратегии все более расширительное значение. В частности, после Первой мировой войны это понятие стало включать создание военной силы наряду с ее применением, вплоть до того, что эти две стороны стали неразличимыми. Цель этой главы — рассказать обо всех разнообразных аспектах стратегии, начиная от методов создания вооруженной силы и препятствий, возникающих на ее пути, и заканчивая ее применением против живого, способного на противодействие противника.
Стратегия: создание силы
Даже в самых примитивных формах вооруженных конфликтов подготовка к ним обычно распадается на две составляющие — на то, что касается людей, и то, что касается военного снаряжения. Людей необходимо созвать, привести в боевую готовность, обучить, подчинить дисциплине, вселить в них боевой дух и настроить их разум на предстоящий бой. Снаряжение нужно произвести, запасти, распределить, поддерживать в рабочем состоянии и подготовить к применению. Эти функции могут называться по-разному, в зависимости от того, какое общество ведет войну. У одних они могут быть разделены, у других — сливаться друг с другом. Современный метод решения этих задач ни в коем случае не является единственно возможным; многие из существовавших в истории обществ вообще
Среди взрослого мужского населения примитивных племен едва ли вообще существовало понятие организации в смысле упорядоченного разделения труда, основанного на дисциплине. Ведение войны, как и большинство других видов деятельности, считалось функцией каждого отдельного воина, а это значит почти то же самое, что и ничьей конкретно. Если происходил тот или иной инцидент, например уничтожение сада, угон скота или похищение женщины представителем соседнего племени, то решение отправиться на войну могло возникнуть спонтанно. В боях могло участвовать все племя или только некоторые его члены. Мужчины брали в руки оружие — обычно то же самое, что они использовали для охоты, — и собирались в каком-нибудь традиционном месте. Затем они избирали вождя, власть которого распространялась только на время войны. Собственно начало войны знаменовала пышная церемония. Пока шаман вызывал духов и читал заклинания, воины пели, плясали и прыгали. По окончании похода «армия» сама себя распускала, обычно проходя через те же стадии, но в обратном порядке.
В условиях небольшого количества жителей, хорошо знавших друг друга, тождественности понятий «мужчина» и «воин» и общедоступности оружия, создание вооруженной силы не представляло проблемы. Административный аппарат отсутствовал, да он и не был нужен для того, чтобы в считанные часы привести племя в боевую готовность. Однако по тем же причинам созданные силы были небольшими, неустойчивыми и непостоянными, дисциплина — слабой, тем более что не проводилось организованной тактической подготовки и не предпринималось попыток сделать тактические единицы способными к скоординированным действиям. Даже жизненно важный вопрос о верховном командовании не содержал в себе никакой определенности: ведь власть лидера не имела под собой никакой институциональной основы и к тому же была временной. Вследствие этого межплеменные войны, хотя зачастую и многочисленные, редко протекали долго. Даже если они были затяжными, то их результаты не носили устойчивого характера, так как отсутствовала постоянно действующая организация, ответственная за обеспечение их устойчивости. Как правило, не существовало самой идеи завоевания и даже понятия территориальности как таковой.
Более развитые общества прибегали к различным средствам решения этих проблем. Как в Древней Греции, так и в республиканском Риме выборные военные предводители — так называемые strategoi,или, по-латыни, consules — занимали свою должность как в военное, так и в мирное время. В Риме также существовал dictator — полководец, избираемый на шесть месяцев и обладавший абсолютной властью. При такой системе должностные лица обладали гораздо большей властью, чем любой племенной вождь. Благодаря этому они могли заниматься подготовкой к войне и обучением воинов даже в условиях мирного времени. Тем не менее ни в греческих городах-государствах, ни в республиканском Риме до конца II в. до н. э. не было постоянной армии. Эту проблему до некоторой степени решили эллинистические монархии и в еще большей степени — Римская империя. Они вели войну под единым постоянным руководством царя или императора, который либо сам командовал войсками, либо передавал свои приказы через посредство бюрократического аппарата. Средства ведения войны, находившиеся в их распоряжении, представляли собой постоянную армию, насчитывавшую десятки тысяч человек, регулярно получавших жалование, хорошо обученных и подчинявшихся строгой дисциплине. Появились постоянные тактические формирования, такие, как центурия, манипула, когорта, легион и ала (кавалерийский эскадрон). По всей видимости, в ряде случаев существовали и царские мастерские по производству оружия, хотя сведения об этом носят фрагментарный характер.
Прибегая к сравнениям, можно сказать, что даже Рим в зените своего могущества не мог мобилизовать военные ресурсы, сравнимые с теми, которые доступны современному государству. Римская армия всегда включала в себя столько же ауксилиариев (вспомогательных войск), сколько и легионеров. Воины вспомогательных частей привлекались из различных варварских племен, служили под началом своих собственных вождей и были настолько слабоуправляемыми, что в конце концов захватили власть в империи. «Министерств обороны» в современном смысле этого слова либо не существовало, либо они не оставили никаких следов в исторических источниках. Точно так же не могло быть и речи о регулярном генеральном штабе, ответственном за планирование и проведение операций. По-видимому, не все армейское снаряжение производилось централизованно и не было достигнуто полной стандартизации. Хотя благодаря знаменитым римским дорогам действовала эффективная почтовая связь, технологическая инфраструктура войны оставалась примитивной. Из-за отсутствия хороших карт, часов, средств связи и статистической информации императоры не могли мобилизовать все доступные ресурсы, даже если имели представление об их количестве, что тоже маловероятно. Поэтому даже в поздней римской империи, например, при Септимии Севере, численность армии не превышала 600 тысяч человек, что составляло примерно 1 % всего населения. Этого оказалось слишком много, и ко времени правления Диоклетиана империя начала разрушаться под бременем расходов на содержание армии, что привело к долгосрочным социально-экономическим изменениям и в итоге послужило одной из причин краха.