Трапеция
Шрифт:
Джонни не выйдет хороший тренер, потому что он забывает: без твердой руки и
из него ничего бы не получилось – и считает, что может добиться тех же
результатов без того, что называет «жестокостью». Наше семейное дело –
опасность. Мы живем с этим и иногда с этим же умираем.
– А то и хуже, – сказала Люсия так тихо, что Томми не уверен был, что хоть кто-то
расслышал.
– Здесь нет места мягкости, – подытожил Анжело. – Папаша был тираном, да.
Потому
– Джонни… и ты, Клэй, – взяла слово Люсия. – Есть дисциплина, которая требует
настоящей любви.
Она обвела взглядом большую, заполненную людьми комнату.
– Клэй, легко быть мягким и добрым. Так легко отпустить новичка развлекаться и
позволять ему себя обманывать. Но чем ближе мы друг к другу, тем больше
настаиваем на честности. Вот почему мы почти всегда работаем с членами семьи.
И почему каждый, кто входит в номер, становится членом семьи. Как Стелла, –
она с любовью посмотрела на девушку, – и… и Томми.
Глядя на Томми, Люсия улыбнулась и моргнула. Томми увидел понимание в ее
глазах, заметил, как она впервые вот так соединила их имена.
Стелла. И Томми.
Она перевернула розовую ткань на своих коленях, и впервые за все эти годы
Томми ощутил, что Люсия слегка смущена. Взяв иглу, она сказала:
– Мое зрение уже не для такой работы. Томми, у тебя хорошие глаза… продень, будь так добр.
Ощущая комок в горле, Томми приблизился, встал на колени и вдел в ушко иголки
розовую нить.
А Люсия продолжала:
– Мы не ведем себя так с чужими, Клэй. С тобой так обращаются, потому что ты
наш, и мы любим тебя. Именно это – готовность принять такую дисциплину –
иногда делает чужака одним из нас. И ты это знаешь, Джонни, – добавила она, повернувшись к любимому сыну. – Вот почему Стел… или даже Томми… больше
члены семьи, чем ты. А ты чужой, потому что захотел им быть!
Джонни опустил голову.
– Лу, жестоко мне такое говорить!
– Но это правда, – возразил Анжело. – Папаша учил меня, Джо и Лу так же, как
учили его. Возможно, не совсем так же. Скорее всего, каждый отец обходится со
своими детьми не так круто, как обходились в свое время с ним. Например, я
знаю, что не собираюсь наседать на Тессу, как Люсия на Лисс. Времена
действительно меняются, но некоторые вещи остаются прежними. Когда мы
работали над тройным, я пытался учить Мэтта так, как учил меня Папаша. И я
видел, как Мэтт учит Томми. А теперь… – он положил руку на плечо Клэя, – он
дает тебе те же самые возможности. И ты должен стать на колени и
поблагодарить Бога за это.
Клэй
непокорности.
– Ты рассказал мне все о том, как Мэтт тренирует Томми, дядя Анжело.
Помнишь?
Томми, стоя на коленях перед Люсией, не смел шевельнуться.
Вот паршивец… Убил бы. Хочет дать Анжело шанс высказаться перед всей
семьей.
Стелла с открытым ртом подалась вперед. В сторону Марио Томми и посмотреть
боялся, но рука Люсии, твердая и уверенная, легла ему на плечо, даря
уверенность.
Она только что сказала, что я член семьи.
Тишина тянулась, казалось, вечность – будто давая всем в комнате время
среагировать на слова Клэя.
Потом Анжело глубоко вздохнул.
– Ты видел, как Мэтт и Томми летают, Клэй? Действительно видел? Тогда ты
поймешь, что может подарить тебе дисциплина. Да, разумеется, я рассказал
тебе кое-что, но это не имеет никакого отношения к тому, что я говорю теперь.
Совершенно никакого. Рано или поздно наступает момент, когда ты судишь по
результату. Что касается полетов, из Мэтта и Томми вышла великолепная
команда. Насчет всего остального я не знаю, Клэй, и не буду ничего говорить.
Он повернулся к камину и поворошил угли.
– Они Летающие Сантелли, они лучше, чем были в те дни, когда я летал с ними.
Это и есть семейная традиция – каждое новое поколение лучше предыдущего, и
ты можешь стать еще лучше, потому что у тебя уже есть, на что опереться. Кто
знает? Иногда надо судить по результатам.
Томми услышал, как Анжело выдохнул. Слова Папаши Тони, о которых
рассказывал Марио: «Я не говорю, что мне это нравится, не могу сказать, что
понимаю это, но… »
Это всемогущее «но». Папаша понимал, что Марио не стал из-за этого другим. И
Анжело тоже собирался судить их по тому, что они значили для семьи и
семейных традиций. Он, разумеется, не мог одобрить их. Но мог принять тот
факт, что из-за своих предпочтений они не становятся меньше Сантелли.
Разрядила напряжение Люсия – засмеялась и воткнула иглу в ткань.
– Джо, помнишь, как я показала зрителям язык, а Папаша обернулся и заметил?
Говоришь, он и пальцем меня не трогал? Что ж, тогда он тряс меня за плечи, пока
у меня зубы не застучали!
Следующие час или два все было как в старые добрые времена: Люсия и Джо
рассказывали истории о прошлом под брезентовым куполом, Анжело вставлял
случаи из жизни мексиканского цирка, которым одно время заведовал, Джонни