Трапеция

Брэдли Мэрион Зиммер

приезжаю поесть. Иногда ночую, когда слишком устаю на репетициях. Но мне

нравится иметь свое жилье. Правда, остальные надо мной смеются. Лисс

уверяет, что у меня там притон курильщиков опиума. Лу, кажется, убеждена, что

я вожу туда женщин… а Анжело надеется, что я их туда вожу.

– Что?

– Семейная шутка, – криво усмехнулся Марио. – Забудь.

Но слова вовсе не звучали шуткой, и Томми вдруг спросил:

– У тебя есть девушка?

Марио неожиданно взъярился.

–

Откуда у меня, черт возьми, время на девушек? Восемь месяцев в году я в

разъездах, а остальные четыре работаю. Какие, к черту, девушки!

Но Томми понимал, что дело здесь нечисто. У некоторых мужчин, путешествующих с цирком, было по девушке в каждом городе. Не говоря уже о

том, что в самом шоу на каждого мужчину приходилось по две женщины. О чем

Марио говорит? Но настаивать Томми не стал. Вместо этого он вернулся к

заключенным в рамку правилам.

– Что там последнее, насчет дисциплины?

– Тщательное соблюдение дисциплины, – откликнулся Марио, – признак

настоящего артиста.

– Тщательное соблюдение дисциплины – признак настоящего артиста, – повторил

Папаша Тони из дверей.

Он вышел на пол, и Томми заметил, что Папаша идет босиком – даже мягкие

тапки снял. Но и босиком, с закатанными рукавами он все равно выглядел

королем в своих владениях.

– Подождал бы с экскурсией до завтра, Мэтт, – мягко упрекнул он. – Томми

наверняка устал и голоден.

Однако Томми ощутил, что Папаша, напротив, доволен. Приблизившись, он

положил руки им на плечи.

– Вижу, тебя уже познакомили с традициями нашей семьи. Он рассказывал тебе, сколько лет семья ди Санталис выступала здесь и в Европе? Но не давай им

себя запугать, сынок. Здесь ты один из нас, с теми же правами, что и остальные.

А за этой дверью, – Папаша Тони вдруг улыбнулся, и улыбка озарила все его

лицо, – ты тоже один из нас.

Томми даже не верилось, что строгий старик, которого он так боялся, умеет

столь тепло улыбаться.

– Я хочу, чтобы ты услышал то, что я говорил семье – и твоему отцу тоже. Мы не

берем в труппу чужих, Томми. Любой, кто участвует в номере, кто носит нашу

фамилию на манеже, становится одним из нас. Мы будем относиться к тебе, как

к одному из нас – как к сыну, как к брату, а не работающему с нами чужаку. Но

послушай меня, сынок, – он крепко сжал Томми за плечи. – Это означает большую

ответственность. Пока ты не пожелаешь быть одним из нас, не гостем, не чужим, а нашим ребенком, хорошим послушным сыном, младшим братом – ничего не

получится. Здесь нельзя быть чужаком.

Заробевший от серьезности слов, Томми, однако, растрогался. И тихо выговорил:

– Я постараюсь, сэр.

–

Славно, славно, – Папаша Тони отпустил его и потянул носом. – Похоже, еда

готова. Скоро Люсия позовет к обеду. Мэтт, отведи Томми наверх и покажи, где

столовая.

– Разумеется. Пойдем… – поколебавшись, Марио бросил взгляд на Папашу Тони, потом со смехом хлопнул Томми по плечу. – Пойдем, братишка.

Томми вдруг ощутил, что замерз, страшно устал и, несмотря на плотный завтрак, проголодался как волк. Оживление, поддерживающее его во время поездки и

знакомства с домом, утекло, как вода. Интересно, что на обед? Пахло вкусно, но

абсолютно незнакомо. Перед тем, как выйти из зала, он послушно встал на

колени рядом с Марио, чтобы забрать обувь из ящика.

ГЛАВА 8

Когда Томми вошел в зал несколько дней спустя, там было темно, но из

полуоткрытой двери раздевалки выбивался лучик света. Внутри обнаружился

Марио, стоящий на коленях между двумя огромными коробками.

– Ты что там делаешь? Молишься?

– Не совсем, – Марио выпрямился. – Домашние обязанности. В следующем году

свалим их на тебя. Младшие вечно делают всю грязную работу.

В воздухе стоял любопытный запах: камфара, клей и еще что-то непонятное.

Марио снова склонился над коробками.

– Каждый год мы бьем себя в грудь и клянемся, что займемся этим, как только

кончится сезон. И каждый год сваливаем все в коробки и рассказываем друг

другу, насколько легче будет разобрать все дома. А потом вдруг наступает

Новый год, и пора готовиться к новому сезону.

Томми забыл разуться. Быстро и виновато он распутал шнурки и отнес обувь в

ящик. К тому времени, как он вернулся, Марио покончил с поверхностным

осмотром и перевернул одну из коробок вверх дном. Спутанная черно-зелено-

бело-золотая масса шлепнулась на пол и развалилась на отдельные тряпки.

Вторая коробка подверглась той же процедуре, рассыпав шарики от моли по

всем углам, и Марио принялся без энтузиазма рыться в тряпичной горе.

– Ну и бардак, – поймав взгляд Томми, он улыбнулся. – В конце сезона всё

сваливают в одну кучу, а моя работа – разобрать это барахло. Выбрать, что еще

приличное, что можно починить и носить на тренировки, что надо выбросить, чтобы дом не захламлять.

Томми это показалось странным и забавным. На гастролях Сантелли были

методичны до фанатизма. Он озвучил свои мысли Марио.

– Ага, а к концу сезона мы так устаем перепроверять каждую мелочь по три раза, что в последнюю ночь просто запихиваем все в ящик и едем домой побыстрее.