Трав медвяных цветенье
Шрифт:
Приятель, постёгивая лошадей, заметил:
– Да ты, вроде, и так не безоружный…
Гназд кашлянул и поморщился. Пробормотал, точно извиняясь:
– Это верно… Только к своему – больно привык уже. По руке. С чужим – когда ещё подружишься, а моё – и целиться не надо. Само всё умеет.
Товарищ понимающе покивал. Потом задумчиво хмыкнул:
– Ишь как… Привычка… Есть такое. Кажется, пустяк – а ведь хоть не живи без этого.
И, помолчав, неторопливо молвил:
– Я слыхал историю… как один удалец от погони
Не глядя, Стах забрал у спутника вожжи – и при этом свободной рукой наконец-то вытащил из глубины мешка старую потрёпанную шапку. Обрадовался так, что лошадок аж в галоп пустил!
– Ах, ты, драгоценная моя! – чмокнул шапку и напялил по самые брови, – вот теперь – всё в порядке! Теперь – заживём!
Товарищ не ответил, озабоченно и хмуро обшаривая кафтан.
– Слышь… – спохватившись, обернулся к нему Стах, – а тебя как звать-то?
– Харитон, – глухо пробурчал приятель, старательно выгребая содержимое карманов, что было, несомненно, удобнее и надёжнее кисетов на поясе, которые так же имели место.
– Харитон? – дружески повторил Стах, – Хартика? Ну, будем знакомы! – и, назвавшись сам, шутливо спросил, – а ты чего распотрошился-то весь?
– Да вот… пока затишье, не одолевает никто… давай добычу делить, – Харитон со скрипом выпростал последний карман.
– Чего? – удивился Стах и глянул на ссыпанную в шапку груду монет. Хартика пояснил:
– Мы с тобой добычу взяли? Взяли. Давай поделим.
Гназд насмешливо поддел его:
– Да ты, никак, разбойник?
– Разбойник, – уверенно и с удовольствием согласился Харт. Стах откровенно расхохотался.
– Чего? – приподнял бровь союзник. Стах, наконец, отсмеялся:
– Ну, какой ты разбойник? Ты ж честный человек. Богобоязненный. Дормедонта, вон – и то не порешил. Ни жадности в тебе, ни жестокости, душа открытая. И глаза, вон – как у славной дворняги!
Харт угрюмо помолчал, потом сказал:
– У меня ни кола, ни двора. Все близкие по могилам лежат. В душе тоска лютует, а глаза – света б не видели… Мне терять нечего.
Стах подумал, спросил:
– Давно так?
– С год, - пожал плечами Харитон.
– И чего? – поинтересовался Гназд, – многих ограбил?
– Да было пару раз, – нехотя пробормотал отчаянный мужик, – как вижу – гад – наблюдаю за ним и случая ищу. Ну, и находил…
– Ну, это понятно… А всё ж не дело, – Гназд задумчиво опустил вожжи, – тут… погоди… помозговать надо…
– А ты голову-то не ломай зазря, – осадил его задетый Робин Гуд, – хватит, что моя обломанная. Как складывается – так и складывается. Лучше не болтать, а дело сделать. Давай доход пополам рассчитаем.
–
– Да не выручал я тебя, – с досадой проворчал товарищ, – я Дормедонта выслеживал – о тебе думать не думал. Я его ещё вчера заприметил. Так и караулил с тех пор. Видел, как на тебя указывали, как в харчму засели, как с девкой уговаривались. А что помог тебе – так это его пресёк – потому как зарок себе дал – Дормедонту от меня до последнего дня будут препоны да обломы – за что б он ни взялся!
– Зарок хороший, – согласился Гназд, – только не будешь же жизнь на Дормедонта тратить. Год прошёл – и другой пройдёт, а там и третий. Оно проходит, Харт! Ты мне поверь, уж я-то знаю…
И примолк: знал же... Много чего теперь Стах знал.
Известно: битые – мудрые. Вон – даже на советы щедры. Особо, когда прошло оно... Когда всё, что осталось – это юная кобылка , что уж вторую весну таращилась на белый свет доверчивыми детскими глазами из стойла у родного дома. Стах вспомнил её и улыбнулся. Точно по пушистой холке погладил. Отчего ему сразу радостно становилось. И о хорошем думалось. Печки-то забываются, а живая лошадиная душа – её разве забудешь!
Вот и тряхнул головой – былое сбросил. И, подумав, заявил приятелю решительно:
– Тебя бы к хорошему делу пристроить…
Харитон сердито отвернулся и промолчал.
– Чего воротишься? – с усмешкой поддел его дотошный союзник, – я тебе доброе говорю. Будет ещё жизнь.
– Ладно… – буркнул напарник, – проповедник ещё тут.
– Ну, бурчи, бурчи… – усмехнулся Стах.
– Да хватит тебе! – неожиданно взорвался Харт и с силой шмякнул шапку с тяжёлым содержимым в рыхлость соломы, – будем мы делиться или нет?! Что ты мне зубы заговариваешь?!
– Не будем! – отрезал Гназд. – Мне Дормедонт денег не должен. Скорее, я ему. Он тебе должен. Вот и забирай. С телегой и конём. Всё по-честному.
– Ладно! – с неожиданной злостью гаркнул Харион и яростно пнул шапку с деньгами, – два раза не предлагаю! Тогда – и табак весь мой! – и, словно опомнившись, он вдруг заполошно зашарил в поисках трубки – и тут же, по нечайности, проронил – совсем мирно и даже жалобно:
– Сто лет без табаку…
– Ну, вот и покури, – ухмыльнулся Стах, – а то больно свирепый… Разбойничек…
От трубки Хартика размяк и разнежился. Перестал хмуриться, стал на Стаха поглядывать с любопытством, потом с вопросами не удержался:
– Слушай… объясни мне… ты – никак – родственник Дормедонтов?
– Зять, – скрипнул зубами Стахий, так что чуть трубка не хрустнула. Пришлось поведать новому приятелю грустную и глупую историю, которой предпочёл бы не касаться.
– Верно… – со вздохом подытожил Харитон, – денег тебе Дормедонт не должен. Он тебе жизнь должен. Да ведь – и мне тоже.