Травма
Шрифт:
– Сержант Миллс, ЭСС, - ответил из-под закрытого шлема басовитый женский голос.
– Поступило сообщение о взрывах. Потом о пожаре. Ещё две бригады в пути, мы первые.
Сергеев посмотрел на собравшихся на площади людей, потом - на теряющийся во тьме вход на станцию внизу лестницы. К Миллс подтянулись ещё трое спасателей; один от машины направился в противоположную сторону, к толпе.
– Кто-нибудь обращался за медпомощью?
– Сейчас узнаем... Ну, то есть, до сих пор - нет.
– Что-нибудь ещё сообщали о происшедшем?
– Вы знаете всё, что я знаю, - Миллс подняла вверх руки в толстых перчатках.
– Если больше вопросов нет...
– Сергеев!
Сергеев обернулся.
Она выглядела потрёпанной. Кровоподтёки на щеке и руках, глубокая царапина на голове, местами порванная одежда, нет привычного плаща, скрывающего оружие.
– Я ждала вас, сержант. Вы мне нужны.
– Почему вы не позвонили? Что случилось?
– Телефон сломан. Видимо, разлитая вода в кафе. Станцию намеренно подорвали, перед этим эвакуировав всех пассажиров. Аннет Ивейн работает не одна, у неё есть сообщница.
– Кто?..
– Наоми Расс.
Сергеев на миг замолчал, переваривая услышанное.
– Э... что у вас с головой?
– раздался мужской голос из группы спасателей. Ксэ дотронулась до ранки на голове и посмотрела на следы крови на ладони.
– Кровотечение несильное, ничего серьёзного. Мне окажут помощь.
– Но... почему такого цвета?..
Сергеев ещё раз в изумлении поглядел на Ксэ. И вправду, почему?
– Нормальная кровь, - откомментировал другой спасатель.
– Кровь как кровь.
– Миллс повернула голову в шлеме к Сергееву.
– Нам надо начинать. Там пожар. Но если это вправду был взрыв, нам понадобятся ещё люди, а не все эти прибамбасы. Саркисян, иди, скажи Хербу, чтобы опросил людей - вдруг кто-то знает, где могли остаться люди. Остальные за мной, как обычно, два по три, бегом.
– Подождите, сержант.
– Ксэ вытерла окровавленную ладонь о штанину.
– В холле, у эскалаторов, под завалами лежит женщина, около тридцати лет, короткие чёрные волосы, одета в кожаную куртку и джинсы. Если она выжила, нам необходимо задержать и опросить её. Для этого здесь останется сержант Сергеев; пожалуйста, сообщите ему, если обнаружите что-нибудь. Если женщину понадобится госпитализировать, сержант поедет в карете "скорой помощи" вместе с ней. За всеми разъяснениями обращайтесь в полицейское управление N67. Я возвращаюсь в участок, мне нужно проверить мою гипотезу насчёт причастности Расс к нападению на полицию. Сержант, пожалуйста, звоните на стационарный коммутатор участка, пока я не заменю мой коммуникатор. И позвоните стажёру Нансен, скажите, что она нужна мне в офисе.
– Ну... Хорошо, - протянула Миллс.
– Ладно, ребята, давайте, давайте, побежали! Сержант?
– Да?
– Будьте тут. Чтобы не бегать, искать вас, если что.
– Хорошо. Я пойду к пострадавшим.
Сергеев обернулся обратно к Ксэ, но она уже заворачивала за угол Эсти-23. На покрытой тонким слоем чёрной пыли мостовой осталась капля полупрозрачной голубоватой крови.
Он подходит ближе, и его силуэт скользит из одного зеркального окна соседнего здания в другое. Я просто выбрала его, как случайную чёрную точку вдалеке, на которую удобно просто смотреть. И сейчас он идёт сюда, к скоплению людей на краю площади.
Он приближается к мужчине в сером плаще, который сидит прямо на мостовой. Садится на корточки рядом с ним, пытается завести разговор. Мужчина закатывает глаза и отворачивается; человек в чёрном резко встаёт.
Они знают.
Он подходит к стоящей рядом старухе в тёмно-синем официальном костюме с жабо. Что-то спрашивает,
Нет, не знают. Скорее, чуют, внутри, как я. Некоторые из них. Некоторые ходят из стороны в сторону, бормочут себе под нос, качая головой, плачут, спрятав лицо в ладони или друг другу на плечо. Другие ничего не понимают, в недоумении блуждают вокруг, прямо как этот человек в чёрном. Полицейский, наверное. Вот он приближается к врачу в розово-рыжей форме. "Ничего особенного, просто посттравматический синдром", - говорит, наверное, медик и сам не верит своим словам. Потому что люди невредимы, на всю эту толпу одна царапина и пара ушибов. И всё же они беспокоятся, плачут, кричат. Они знают. Наверняка знают о том, как ей плохо, и не могут сдержаться. Человек в чёрном обречённо оглядывается на окружающих его людей, а потом поднимает глаза вверх, как будто прямо на меня. В его глазах блестят слёзы. Нет, это в моих. Я часто моргаю, но всё только расплывается, я теряю фокус, теряю последние крошки самообладания, теряю всё. Моя последняя машинка, до сих пор лихорадочно обрабатывавшая информацию, пытаясь уцепиться за внешний мир, давится и умолкает. Сквозь туманную мозаику слёз вижу, как кренится набок серый горизонт. Я падаю на колени, почти не чувствуя удара о твёрдый гудрон крыши. Видишь, видишь, Бриты больше нет, а всё, что было во мне, кроме неё, ты унесла с собой. Ты - всё, что я могу чувствовать, кроме отвращения и боли. Но ты - тоже боль. Под пальцами чувствую шершавый бордюр, за которым, девятью этажами ниже, страдают ещё десятки людей. Ты зачем-то привела нас к себе, приручила, дала поверить во что-то новое, прежде казавшееся невозможным. У тебя нет никакого права бросать нас так, скрывшись под завалами. Я чувствую твоё дыхание всё тише и тише, даже пульсирующая боль в груди стала слабее. Не умирай там. Ты не имеешь права.
Прошу.
Лифчики.
Всё это время мне снились разноцветные лифчики. По возбуждающей цене. Тьфу. Или мне так казалось, пока я не очухался и не понял, что пялюсь в чёртов ящик с чёртовой рекламой. После лифчиков были говорящие коты. Размахивали лапами и пели что-то про новую колу. Блин, отвык уже от этого выноса мозга. Куда я попал?
Под телевизором - стеклянная дверь за занавеской. За стеклом мелькают тени, но ничего не слышно. Стены выкрашены в белый, раздражает. Слева от кровати - тумбочка с вялым цветком в стакане и кучей пластмассовых баночек и коробочек.
Пытаюсь пошевелить рукой, и тут же снаружи раздаётся приятный звон. Из левой руки торчит трубка капельницы. Моя любимая Ана в порядке, наверное, даже лучше, чем всё остальное - всё болит, как будто меня долго чем-то дубасили. Чёрт, это же правда. А Ане хоть бы что, лежит рядом, поблескивает полированными сочленениями. Классная.
Дверь открывается, в палату заходит девчонка в белом халате. Ну, как, что-то среднее между девчонкой и "как вас там, мадам как-то там?" По-дурацки заколотые волосы, сексуальные очки, халатик точно по фигуре, ну, и фигура... нет, точно девчонка.
– Как поживаете, господин...
– одна приблизила к глазам чёрный картонный планшет, - господин Блумфилд?
– Чё?
Врачиха поджала губы и улыбнулась.
– Вижу, что хорошо. Сейчас же сообщу вашей жене, что всё в порядке. Вашей жене. Амелии Блумфилд.
Голова как в тумане, но до меня начинает доходить. Амелия - одно из фальшивых имён Неви. Теперь понятно, кто всё это устроил.
– Где я? И где Не... Амелия?
– Где вы? В хороших руках.
– Она снова улыбнулась одними губами.
– Сейчас я сделаю один укол и позвоню вашей жене. И она всё расскажет сама.