Травяное гнездо
Шрифт:
Наконец, заговорил мальчик, и Иван, будто очнувшись, сел на место.
От нечего делать, я исподтишка заглянула в переднюю, там одиноко стояла кровать, и та – с фуфайкой вместо подушки.
Когда урок закончился, я, надеясь скрасить мое неловкое появление, заговорила о деревне и церкви, но на одном из поворотов моего красочного рассказа женщина не выдержала, невнятно распрощалась и, потянув ребенка к выходу, ушла.
Иван продолжал молчать, лишь изредка поглядывал на меня. С каждой секундой я чувствовала
Большая Кандала была какой-то уж слишком художественной, словно ее вытащили из старого доброго фильма или, может быть, даже из сказки, про Бабу-ягу и Кощея, и поместили на окраине России. Все домики аккуратные, разноцветные, с синими или побеленные наличниками, почти у каждого двора – небольшой садик.
Я обходила дом за домом, и меня всегда встречали приветливо, но больше спрашивали о моей жизни, чем о себе говорили. Такому вниманию я не смущалась, понимала, что для местных моя жизнь нечто невообразимое, тоже сказка, только не про бабу Ягу и Кощея, а скорее про царевну заморскую.
В основном в деревне жили одни старики, некоторые из них еле разговаривали, другие – мало что понимали. Все жители в трудоспособном возрасте уехали в соседнюю деревню – Лесную Поляну, она больше, благоустроеннее, и глава поселения для той деревни очень старался, поскольку сам там жил. Но в Большой Кандале сохранилась кое-какая инфраструктура, например, больница, которую в свое время построили добротно, и жители из соседней деревни ездили на лечение сюда, потому что так дешевле, чем новую строить.
Пропавшего Новикова хорошо знала лишь одна престарелая семейная пара, которая, как назло, приезжала сюда лишь «налетовку». Другие же жители сторонились его, он казался человеком необщительным – «кулугур он и есть кулугур», поэтому подробно могли описать только внешность: маленького роста, косоглазый и смешно всегда про кошек рассказывал. Деревенские считали, что Новиков был русским, но, как выяснилось, в его речи угадывался акцент, только неясно какой местности. В общем, информации с «гулькин нос». Ой, где-то я уже нахваталась…
И если говорить на чистоту, то местных не очень занимала история Новикова, многим, как и Ивану, больше хотелось обсуждать нечисть, проклятье и человека, который сможет все исправить. Конечно же, этим человеком оказался не глава поселения, а какой-то защитник, выбранный птицами.
– Что за защитник? – спросила я у одной из старушек-мухоморчиков.
– Да черт его разберет, где тот защитник. Мне с детства тятька говорил, что будет он. Видимо, все никак не уродится.
– Как птицы выберут его?
– А я почем разумею?! Сказано, птицы укажут, да, может, сказочки все это.
– Так вы не верите, что этот
– Не верю! Нюрка вон про магию сколько говорит, а ни черта не может. Как не было урожаев, так и нет! Делов каких, не пойми, кто натворил, а потом ждут, что придут к ним и подмогут. Ой, не могу! Ты вот напиши, пусть нам старикам бесплатно дров дадут, а то всю зиму в холоде сижу, экономлю. Поняла ты аль нет?
– Поняла, – хотя я мало что поняла.
Только то, что Нюрка про магию говорит.
Недалеко от дома старушки-мухоморчика находился небольшой рынок, точнее, не рынок, а прилавки, которые я приметила еще по приезде. Прилавки стояли возле единственного в деревне магазина, но они между собой не конкурировали, а скорее дополняли друг друга.
На так называемом «рынке» продавали разные экзотические вещи: самовары, ковши, музыкальные пластинки и пленочные фотоаппараты. Один фотоаппарат я купила себе в подарок, здесь же нашла нераспечатанную пленку. Конечно, я собиралась снимать все на телефон, это скорее было баловство, блестящее, вычищенное, с любовью хранимое старичком баловство.
С крыши прилавка свешивались травы, как мне сказали, лекарственные. Я купила себе несколько пучков с самыми смешными названиями: руту, одолень-траву, чертополох, полынь – зачем-то.
– Что тут набираете? – спросила как из-под земли появившаяся Галя.
– Да вот травку всякую продают, я и взяла себе. Чай, наверное, буду заваривать.
– Здесь мало выбора! Моя трава – лучшая на ближайшие тысячи километров, так что, если вам понадобится, – она согнулась, приблизила свое лицо к моему и доверчиво произнесла: – для любых нужд, приходите ко мне.
Я не понимала, зачем мне столько трав, однако же в гости обещала прийти.
*
Когда меньше чем через неделю я поговорила со всеми жителями деревни, а в расследовании не сдвинулась ни на шаг, то стала скучать по бурной питерской занятости. Единственный человек, который мог разделить мое уныние, был Иван. Ведь его тоже по какой-то причине отлучили от города.
– Зачем ты приходишь? – не здороваясь, проговорил он, едва я успела войти в дом. – Я не просто так такой недружелюбный.
– Отчего ты такой? – спросила я, хватаясь за табурет. С табуретом он меня не прогонит.
– Оттого, – он секунду помолчал, – что болит.
– Что болит? Душа?
– Легкие.
– Поэтому ты сердитый?
– Не только поэтому. Оттого что здесь происходит, мне зябко.
Если у всякого есть тяжелая повесть, то у Ивана, должно быть, она неподъемная.
– Расскажи!
– Разве ты поймешь, – он стряхнул крошки со стола. – Если честно, то и в мышлении я устал практиковаться. А может, и сам не всегда себя понимаю, кишат во мне противоречивые мысли. Я лишь спокойно дожить хочу.