Требуется Сын Человеческий

Умнов Игорь

Полагая, что я без меры шокирован, Ловьяди достал из внутреннего кармана пачку сигарет с фильтром и предложил мне закурить.

– Вот, возьмите, – прокомментировал он, – я категорически не приветствую курение в школе, но если это Вас успокоит…

– Не имею такой вредной привычки, – постарался я предупредить все дальнейшие попытки директора немедленно сделать меня своим «любимчиком».

– Думаю, догадываюсь, чьих это рук дело, – Ловьяди торопливо спрятал сигареты и, несмотря на то что я его об этом не просил, стал излагать свои подозрения. – Три дня назад я принял в штат преподавателя анатомии.

Вместо диплома об окончании педагогических курсов он признался, что никто так хорошо не знает строения человеческого тела, как серийный маньяк-убийца, расчленяющий свои объекты вдохновения, чтобы скрыть от полиции следы своих безутешных деяний. Мне эта шутка показалась забавной.

– Стало быть, истекающая кровью женщина, хрипящая в предсмертных муках, это всего лишь невинная шутка? – с вызовом спросил я.

– Нет-нет, господин Версо, – спешно затараторил Ловьяди. – Дело в том, что мисс Соул, которая имеет честь предстать перед нами сейчас в таком неприглядном виде, является преподавательницей литературы, и вот именно она, представьте, не желала признавать отсутствие души в недрах физиологической оболочки человека. По всей видимости, они поспорили с преподавателем анатомии по этому поводу, и он решил доказать мисс Соул свою правоту экспериментальным путём, а заодно и продемонстрировать детям преимущества естественных наук перед науками гуманитарными.

– То есть это безобразие произошло на уроке, при детях? – решил уточнить я немаловажную информацию, при случае могущую мне пригодиться, чтобы наябедничать в какие-нибудь надзирающие инспекторские органы.

– О, будьте покойны, молодой человек, – стал уверять меня директор. – Все эксперименты проходят здесь исключительно в рамках утверждённой программы. Всё согласовано.

– Значит, не о чем беспокоиться? – спросил я.

– Абсолютно не о чем, кроме разве что… – Ловьяди оторвал моё внимание от потрясающего натюрморта из внутренних человеческих органов, услужливо одалживая пистолет. – Не хотите помочь женщине?

– Увольте директор, – я вежливо отклонил предложение. – Я не из тех людей, кто добивает раненых.

– Всего лишь облегчить страдания, – сладкоголосые уговоры мёдом потекли в мои уши.

– Чьи страдания? – резко отрезал я так, чтобы больше не подбирались. – Её? Мои? Или, может быть, Ваши?

Директора снова перекосило. Пользуясь его временным замешательством, я продолжил, как учили, с пафосом:

– Мой долг – учить милосердию, да и отсохнут руки мои, если они когда-нибудь коснутся оружия, не важно, холодного или огнестрельного!

– Вы – пацифист, что ли? – попытался оскорбить мою скромную персону Ловьяди, недовольный тем, что она не поддалась на его грубую уловку. – Я это к тому, что надо бы раз и навсегда прекратить человеческие мучения.

– Я могу молитву прочитать, – тут же мой ум нашёлся, что ответить будущему начальству в своё оправдание, дабы моё неповиновение не выглядело уж совсем как неуважение к здешним порядкам и субординации.

– Вы невнимательно меня слушаете, молодой человек, – директор ещё больше раздражился и уже не скрывал этого. – Я предупреждал Вас о светском характере нашего учебного заведения, и нет никакой необходимости соваться со своим уставом в чужой монастырь!

– Очень хорошо, – ухватился

я за последние слова потенциального работодателя, как стрекоза за последний день уходящего лета. – Контракт не подписан, и мы вполне ещё можем расстаться друзьями, не так ли, господин Ловьяди?

– Нет, – с неудовольствием проскрипел директор, уже искренне раскаиваясь в своей несдержанности, – у меня нет другого выхода, как сию же минуту принять Вас в преподаватели.

Он указал мне на агонизирующую женщину:

– Я только что потерял очень ценного работника и не имею времени искать ей замену. Раз уж Вы подвернулись, будьте добры, приступайте к своим обязанностям, но с одним условием…

– Каким ещё условием!? – передразнил я зарвавшегося «начальника». Его оскорбительно повелительный тон показался мне неуместным в окружавших нас безобразиях.

Кровавая пена на губах учительницы медленно закипала.

– Вы возьмёте в руки пистолет! – протянул Ловьяди на манер оперного тенора, вытянув вперёд руку с оружием.

– Ни за что! – ответ мой прозвучал в грубой откровенной прозе, лишённый всякой музыкальной тональности.

– Вы можете из него не стрелять, господин Версо, только возьмите и положите в карман, это нужно для безопасности.

– Оставьте, директор, – оборвал я его унизительное блеяние. – Вы прекрасно знаете, что здесь мне ничего не угрожает!

– Но речь не о Вас! – Ловьяди театрально плюхнулся мне в ножки. – Мои бедные дети в опасности!

– Убирайся с моего пути, паяц! – выведенный из себя, я оттолкнул ногой противного просителя милостыни. – И в следующий раз придумай что-нибудь изощрённее этого пошлого анатомического представления.

* * *

Я зашагал прочь от голубоватого света во мрак длинного коридора с некоторым разочарованием. Унизивший сам себя директор валялся на полу и теперь смотрел мне вслед с нескрываемой злобой, параллельно сочиняя новые зловещие козни также легко и вдохновенно, как сочиняет стихи какой-нибудь юный влюблённый поэт.

Ничего не меняется. Кровь циркулирует по кругу, всё та же невинная кровь… Под это дело нечистые на руку дельцы приторговывают оружием, пугая обывателей какой-то призрачной безопасностью. «Убей чужих, защити своих близких!» – чем не слоган для производителей штурмового автоматического оружия? Но вот ведь парадокс: они размножаются быстрее, чем винтовка выпускает добрый десяток пуль в секунду. И при этом умудряются бояться смерти! Но как это объяснить!? Ну чего казалось бы, проще: перестань бояться, уверуй в собственное бессмертие, и зашагаешь по воде, «аки по суху», а мир сам собою изменится, заиграв вокруг всеми цветами радужной палитры.

– Маловерные, – ловко балансируя по воображаемой водной глади, качал я головой из стороны в сторону. – Пропащие люди.

– Сюда, сюда, Господи, – донёсся старческий мужской голос из-за приоткрытой двери на противоположном берегу в конце коридора.

– Всё равно по пути, – махнул я рукой и уверенно направил свои привычно босые стопы на зов, дабы потом никому не пришло в голову упрекнуть меня в неотзывчивости и равнодушии.

Лампа вспыхнула перед самым моим носом. Не хватало ещё к врождённой глухоте добавить слепоту. Хороший же из меня выйдет преподаватель!