Требуется Сын Человеческий

Умнов Игорь

– Господин Оникул, потрудитесь объяснить, почему посторонние находятся в школьной библиотеке?

– Отнюдь не посторонние, – раз уж пришлось к месту, я счёл нужным сделать заявление. – Немного поразмыслив, господин директор, я решил принять Ваше предложение и занять место безвременно покинувшей школу мисс Соул. Разыгравшаяся на моих глазах трагедия не оставила мне выбора. Когда смерть идёт по пятам, я не могу оставаться в стороне. Вступить в схватку с ней и победить, отныне есть моё главное и первоочередное предназначение!

Скрижали на стеллажах одобрительно застучали в мою поддержку.

Некоторые из них настолько прониклись пафосом речи, что едва не искрошили друг друга в песок.

Недовольный тем, что тайна его каменных сокровищ оказалась раскрытой, Ловьяди спрятал свои глазки в пол, давая понять присутствующим, что сердится, и оттого нервно пощипывал навазелиненные ладошки. Ему требовалось время, чтобы обдумать очередной ход, поэтому и продолжал давить на старика:

– Вы, господин Оникул, не справились со своими прямыми обязанностями!

– Это моя вина, господин директор, – определённые правила приличия диктовали мне такое условие поведения среди людей, при котором в любой ситуации необходимо было вставать на защиту слабых и угнетаемых. – В библиотеку я проник с единственной целью – получить учебники для подготовки к занятиям. Давайте формуляр, господин узник совести, так и быть, оставлю Вам свой автограф.

Марк Оникул было потянул ко мне обе руки в знак признательности за то, что я отвёл от него несправедливые обвинения, но Ловьяди в раздражении грубо оттолкнул его от меня, куда подальше вглубь библиотечных застенков. Ему было нестерпимо наблюдать за моим очередным триумфом, поэтому он надул щёки и дважды выстрелил в воздух:

– Это возмутительно! Это возмутительно! В нашей школе не существует учебников, мы здесь ни много ни мало спасаем леса от вырубки.

– Хорошо, господин Ловьяди, – у меня не было необходимости возражать. – Вы, как всегда, правы, ни учебников, ни хрестоматий – ничего такого мне не потребуются, всё, что нужно моим чадам, я знаю наизусть.

– В таком случае прошу, – и уязвлённое самолюбие директора указало мне новый путь. – Я провожу Вас в Вашу комнату.

* * *

В пространствах бесчисленных коридоров Ловьяди как-то очень быстро пережил первые неудачи, наверное, ему помогли в этом предприятии родные стены, от которых, впрочем, кое-где уже отваливалась штукатурка. Но директор не обращал внимания на возникшие шероховатости, ибо вновь взялся за своё любимое занятие, за демагогию.

– Это к лучшему: литературу мы немедленно заменим историей! Хватит витать в облаках пустого вымысла, пора крепко взяться за наши корни, за неопровержимые факты, не правда ли? А то погрязли в мифах, как в болотной трясине, ноги не поднять. Каждый балбес, мало-мальски знающий грамоту, позволяет себе сочинять какие-то небылицы. Не проверив факты, не опросив живых и мёртвых свидетелей, не согласовав публикацию даже с собственной совестью, претендует, видите ли, на оригинальное мнение. Скажите, пожалуйста, какие амбиции! А что нам, школьным директорам делать в такой щекотливой ситуации? Нельзя же в самом деле отдавать образование детей на откуп этим демагогам! Этим популистам! Этим шарлатанам! Этим языкастым критиканам! Этим прохвостам без стыда и совести! Вы согласны,

господин Версо?

– Прошу заметить, никаких контрактов я подписывать не буду. – Надо было спасать оратора, пока тот не захлебнулся собственной речью. – Не хочу оставлять никаких письменных свидетельств о своём пребывании ни в вашем «милом» заведении, нигде бы то ни было. И так обо мне уже достаточно лжи.

– Об этом я и толкую, господин Версо, – не снижая темпоритма, переключился директор, – но и Вы меня поймите, если вдруг какая проверка, мне не поздоровится.

– Никаких кредитных карт, и серая зарплата в конверте меня вполне устроит, – подытожил я свои условия поступления на работу.

– Господин Версо, – Ловьяди жаждал продолжить спор, но его неиссякаемый фонтан заткнула музыка, ужасная классическая музыка. Противные звуки донеслись до моих бедных ушных раковин откуда-то с потолка или из-под пола, сразу было не разобрать. Они проникали и сквозь стены, предвестники безумной гармонии, лезли, словно черти в неосвящённую церковь!

– Что это? – в негодовании заскрежетали мои зубы.

– Репетиция! – не без гордости объявил директор. – Сегодня вечером у нас концерт в Вашу честь, господин Версо.

– Право, не стоит…

И тут же моя попытка улизнуть в тень от надвигающейся публичности была немедленно пресечена.

– У нас существуют вековые традиции, – настаивал Ловьяди. – Знакомство с коллективом, непринуждённое общение, нам всем этого здесь не хватает. Вот сюда, пожалуйста…

Наконец мы свернули с пути бесконечного коридора в какую-то приоткрытую дверь, и надёжная звукоизоляция прекратила мои мучения.

– Ваша комната, – познакомил нас с уютным помещением директор. – Прошу любить и жаловать. Не стесняйтесь, у нас всё по-простому. Кубическая форма, стол, стул, кресло, кровать, ночная лампа, ночная ваза…. Шучу-шучу, вот туалет, имеются ванная для купания, душ для экстренного омовения. Окон нет, ну и не надо, зато никто подглядывать не будет. Довольны? Вот и хорошо, переодевайтесь, и на концерт, а то мы уж опаздываем.

По версии Ловьяди вечер должен был наступить незамедлительно.

– Вы не даёте мне опомниться, господин директор, – пожаловался я.

– Нет времени на раскачку, – оправдывался директор, – в нашей школе жизнь проносится в бешеном темпе: сегодня ты – преподаватель, завтра – труп. Ха-ха, снова шутка, господин Версо. Без чувства юмора в нашем деле нельзя. А если серьёзно, то дело обстоит вот как: сегодня ты – преподаватель, завтра – старший преподаватель, послезавтра – заведующий учебной частью, а к концу недели, чем чёрт не шутит, – и директор!

– Чёрт, возможно, и не шутит, – ответил я тоже самым серьёзным тоном, оглядывая служебное жилище.

Улыбка тут же сошла с лица Ловьяди, упала на пол и закатилась под стол.

– Не переживайте так, господин директор, – попытался успокоить я пострадавшего растеряшу, – у меня нет ни малейшего желания подсиживать Вас. Каждый должен заниматься своим делом, Вы согласны?

– Полностью, – вежливо поклонился мой неотступный провожатый и одним ловким движением руки сначала выудил из-под стола, а затем вернул себе предательскую улыбочку на место.